Олег Северюхин - Его благородие

- Не скажите, это просто упущение в наших распорядительных документах, вы ещё не офицер, но уже не нижний чин, - сказал начальник кадрового отделения, - а у вас есть желание стать офицером?

- Так точно, господин подполковник, - сказал я, - с этой целью я и поступил добровольно в армию.

- Понимаю, понимаю, - сказал Карл Иванович, - но вы так стремительно ворвались в армию, что перескочили несколько этапов воинской службы. По закону мы в течение месяца со дня прибытия вас на службу должны привести вас к присяге как молодого воина, а вы уже на следующий день стали зауряд-прапорщиком. Я с таким в своей службе не сталкивался, как и все мои знакомые начальники всех рангов. Собирать ваших подчинённых для приведения к присяге как молодого солдата не солидно. Поэтому мы поступим так, вы прочитаете присягу и подпишете её вчерашним числом.

- Давайте я сразу подпишу присягу, - сказал я. - Я уже раньше принимал присягу и повторное принятие присяги для меня неприемлемо. Я не помню, где и когда принимал присягу, но помню, что я был молодым юнкером и стоял перед строем своих товарищей. Текст присяги я знаю, её не нарушал, а эта присяга всего лишь документ для моего личного дела.

Подполковник Шмидт посмотрел на меня и молча кивнул головой.

- А что, если вы снова стукнетесь головой, то и память к вам может вернуться? - спросил он.

- Возможно и так, - улыбнулся я, - у меня сейчас какие-то воспоминания кусками, но головой стукаться не хочется, вдруг вспомнится всё забытое и забудется всё сегодняшнее. Нужно выбирать, что лучше.

Я взял типографский лист, где было напечатано:

"Я, нижеименованный, обещаюсь и клянусь Всемогущим Богом, перед Святым Его Евангелием в том, что хочу и должен Его Императорскому Величеству Самодержцу Всероссийскому и Его Императорского Величества Всероссийского Престола Наследнику верно и нелицемерно служить, не щадя живота своего, до последней капли крови и все к Высокому Его Императорского Величества Самодержавству силе и власти принадлежащие права и преимущества, узаконенные и впредь узаконяемые, по крайнему разумению, силе и возможности исполнять.

Его Императорского Величества государства и земель Его врагов телом и кровью, в поле и крепостях, водою и сухим путём, в баталиях, партиях, осадах и штурмах и в прочих воинских случаях храброе и сильное чинить сопротивление и во всем стараться споспешествовать, что к Его Императорского Величества службе и пользе государственной во всяких случаях касаться может.

Об ущербе же Его Императорского Величества интереса, вреде и убытке, как скоро о том уведаю, не токмо благовременно объявлять, но и всякими мерами отвращать и не допущать потщуся и всякую вверенную тайность крепко хранить буду, а предпоставленным надо мною начальником во всем, что к пользе и службе государства касаться будет, надлежащим образом чинить послушание и все по совести своей исправлять и для своей корысти, свойства и дружбы и вражды против службы и присяги не поступать, от команды и знамени, где принадлежу, хотя в поле, обозе или гарнизоне, никогда не отлучаться, но за оным, пока жив, следовать буду и во всем так себя вести и поступать как честному, верному, послушному, храброму и расторопному офицеру (солдату), надлежит. В чём да поможет мне Господь Бог Всемогущий.

В заключение сей клятвы целую слова и крест Спасителя моего. Аминь."

Я вписал свои Фамилию, имя, отчество и внизу расписался, поставив дату 17 сентября 1907 года.

Подполковник Шмидт поставил на подпись круглую печать, подул на неё и положил мою присягу в личное дело. Как-то неприлично принимать присягу повторно, но в истории нашей страны это стало повсеместностью, когда военных специалистов насильно сгоняли в Красную Армию. Те, кто шёл добровольно, тот с полным осознанием принимал вторую присягу. Потом бы принял третью и четвёртую, как принимали присяги в тех республиках, которые откололись от Российской империи. А потом, когда империя снова воссоздалась после Второй великой войны, принимали новую присягу, если не был кроваво запятнан против метрополии.

- Господин подполковник, - обратился я к начальнику кадрового отделения, - не могли бы вы мне присоветовать какого-нибудь дельного сверхсрочника на должность фельдфебеля в мою роту? Я здесь человек новый, поэтому пока не изучил весь личный состав, чтобы иметь своё мнение о них.

- Я обязательно посмотрю, чем можно помочь вам, - сказал подполковник. - А как вы относитесь к немцам?

Вопрос меня несколько озадачил, но я сказал просто, что отношусь к немцам так же, как и ко всем другим подданным Российской империи, отмечая их трудолюбие, целеустремлённость и верность долгу.

- А почему вы улыбнулись, когда рапортовали мне о прибытии? - спросил меня Карл Иванович. - Я так и понял, что у вас критическое отношение к немцам.

- Что вы, господин подполковник, - запротестовал я. Я уже привык к тому, что представители всех национальностей, проживающие вместе со всеми на территории России в любом слове и в любой интонации выискивают что-то враждебное против себя, чтобы сразу закричать - ага, дискриминация! А в отношении русских можно говорить всё, что угодно, и никто не считает это дискриминацией. - Просто ваша фамилия очень известная и популярная в России, поэтому я и улыбнулся.

- Так-так, - заинтересовался подполковник, - это где прописано про популярность моей фамилии?

Похоже, что я сам загнал себя в поставленную ловушку. Вряд ли у Карла Ивановича развитое чувство юмора и неизвестно, как он воспримет четверостишие из сочинений Козьмы Пруткова про юнкера Шмидта. Осень наступила, рожь не колосится, юнкер Шмидт из пистолета хочет застрелиться.

- Господин подполковник, - взмолился я, - в России столько же Шмидтов, сколько и Кузнецовых, поэтому я мысленно сложил их вместе и предположил, что Кузнецовых-Шмидтов в России больше всех, поэтому и улыбнулся.

- А-а-а, - протянул подполковник Шмидт, - а я думал, что вы сейчас прочтёте из Козьмы Пруткова о юнкере Шмидте.

И мы оба захохотали. Подполковник Шмидт оказался нормальным человеком и образованным офицером.

Я не стал напоминать благородному человеку, что был ещё контр-адмирал Пётр Петрович Шмидт, участник Крымской войны, герой обороны Севастополя, начальник города и порта Бердянск и сын его Пётр Петрович Шмидт, капитан второго ранга в отставке, один из руководителей Севастопольского восстания и мятежа на крейсере "Очаков". События произошли совсем недавно и, естественно, воспринимаются очень остро. Нужно учесть это и исключить намёки на других людей.

Когда ты занят каким-то делом, то дни начинают лететь, как птички, улетающие в тёплые края перед зимой. Но птички всегда возвращаются с наступлением тепла, а прожитые дни никогда не возвращаются, какими бы ни тёплыми они ни были.