Герман Горшенев - Изолированный стаб

Я демонстративно показательно, в присутствии главного и ментата, перепрограммировал осьминожку. Предупредил, что мы должны быть рядом, должны быть живы, хоть один должен быть в сознании, отсюда не должны удаляться более чем на километр и ещё несколько странных, но, на мой взгляд, звучащих грозно условий. Ментат кивал, руководство снисходительно, по-отечески, улыбалось моей недоверчивости и смотрело с прищуром.

Потом мне пришла в голову мысль немного попустить наши параметры. Праздник будут проводить не кто там, а мои братья. Уже мысленно, пыжась как в туалете и шепча, уточнил нашему охраннику камикадзе — игнорировать любые отклонения допустимых биологических параметров, кроме смерти и удаления от друг друга и от этого места. Мы, сектанты, всегда славились тем, что были экспертами в деле — накачай своего ближнего.

Нас принимали как дорогих гостей, которые смогли удивить внушительным ядерным зарядом и протопать сквозь пекло в кости. Всё было, как и у моих, только прародителем всего сущего оружия был обрез. Кстати, я с этим больше согласен. Пили не как у нас — тридцать раз по тридцать грамм, за каждый патрон в обойме Калашникова, а всего за один патрон, как в обрезе. Однако где вы видели, чтобы в патрон двенадцатого калибра сыпанули щепотку пороха или кинули пару дробинок, чисто так, на дрынк? Это обязательно должен быть полный стакан.

Бугор, ментат, пара шестёрок — это всё стаканы. Затем вышел дедок, сушёный и древний до невозможности, обвешанный как лошадь на татарском празднике разноцветными лентами и колюще-режущим. Толкал длинную и заунывную речь о пользе оружия в организме. Я сюда попал очень старым, и Стикс меня до сорока — сорока пяти омолодил, а этот-то чего не стал омолаживаться? Может, он сюда таким древним попал, что Стикс на это дело забил? Он — тоже стакан. Это обязательная программа, а потом к нам со всех сторон попёрли наши новые родственники. Каждый пытался чего-нибудь налить, чего-нибудь сказать, так, по чуть-чуть, чисто символически, и все со стаканами.

Моих недорослей утащили в компанию молодняка на весёлые конкурсы по одеванию пушек, полному раздеванию тела, дай в морду, и ты меня уважаешь. Я занял почётное место во главе взрослого пьяного базара и рассказывал о себе. Как обычно, поведал всё честно и максимально подробно:

— Два рубера дохлых валяются, только стрелы из башки торчат, а уши, как локаторы… Настя Лёня подошли и головы топтунам поотрывали руками. Квазы такие здоровые, что секирами пользуются, только когда в полутуши порубят. Мелочь всякую, вроде бегунов, отпинали и обратно в леспромхоз загнали. Кто не понятливый, ноги поломали.

Народ вытягивал шеи, чтобы было лучше слышно, а я, найдя благодарные уши, продолжал:

— В последнее нашествие детей привезли чуть ли не больше взрослых. Баб много, даже, наверное, больше мужиков. Сарафаны девки переделывают по-современному, от пупка до грудей всё просматривается, а разрезов больше, чем ткани. Наденут кокошники и по сотовому трещат… Да, у нас везде связь сотовая есть, бесплатная…

Всем охота послушать что-то новое. Народ собирался плотнее. Я тут такое рассказываю, с одной папиросы не придумаешь:

— Я командир расчёта… У меня прицел из китайского телефона сделан, там енот лапкой показывает, куда ядро полетит… Элитников через черноту затаскиваем, а верёвку из собственных волос плетём, только из волос иммунных подходит, вот и ходим либо бритые под ноль, либо волосатые… Да, и эльфийку под ноль тоже стрижём, сейчас привыкла, а раньше истерики были…

Мои недоросли тоже были в центре внимания местной молодёжи, а ко мне подтягивалось всё больше народа:

— Когда нашу «восьмидесятку» с моста грохнуло и мотор сорвало, они написали схему минирования и кому принадлежит… Ага, у нас так, если кто броню возьмёт, то потом отдадут или рассчитаются и сотовая связь везде…

Я рассказывал о том, как у нас на стабе руберам голыми руками головы отрывают, как у смежников поломанные танки подписывают, чтобы знали, кому возвращать, и как я с одним палашом через весь фронтир протопал. Мне не верили, ни единому слову, и только ментат кивал, что всё правда. На вопросительные взгляды моих братьев только гадко улыбался и пожимал плечами, что он может подтвердить только то, что я в это верю, а остальное не спрашивайте, он всего лишь ментат, а не психиатр.

Я вначале намеревался бдеть, но потом как-то забыл. Накачали меня конкретно, а недоросли вообще были в умат. Собственно говоря, я здесь был чуть ли не самым трезвым, мои братья явно не стеснялись ни в дозах, ни в выражениях. Никто не собирался меня споить, а потом послушать, все пили, как положено, от души.

Вот кто-кто, а они действительно затейники в деле накачать своего ближнего. В пьянку с моими прежними братьями я напивался, зная, что меня завтра отволокут на съедение. В этот раз собирался быть настороже, но уже через час я был на таких сторожах! Сам процесс сторожения я помню плохо, а помню утро.

Я очнулся после обеда, под радостные вопли нашего ядерного тамагочи у себя в голове. Маленькое, наивное существо знало, что все отклонения биологических параметров, кроме смерти, надо игнорировать, но даже не предполагало, что ему придётся игнорировать такое. Осьминожка не раз сталкивался со всплесками эмоций и выбросами адреналина, когда штурмовикам нео отрывало руки или ноги, но к таким отклонениям от нормальной работы организма готов не был. Когда мои братья устраивают попойку, может быть всё, что угодно. Только моё строжайшее указание удержало маленького жителя ядерной бомбы от тоски и смерти.

— Доброе утро и тебе, животное. Ну, извини, так получилось, как обычно. Я на это не рассчитывал, но сам понимаешь. Палаш, привет! Мы с тобой и не такое переживали, поднимаемся?

Полуползком, чтобы не тревожить вестибулярный аппарат, я направился к большому жбану с краником. В него ещё со вчера было налито вино с добавлением живчика. Как у пиратов, на цепочке болталась кружка. Народ с опухшими рожами, как и я, подползал к ёмкости. Повсюду по рукам ходили фляги армейского образца с опохмелом. Взгляд нащупал группу молодёжи, среди которой валялись потрёпанные, в синяках, но довольные недоросли. Они уже тоже начинали понемногу ползать. Я допил кружку и помахал детворе, показал пальцем на болтавшийся за плечом цилиндр ядерной бомбы. Джульетта в ответ потыкала пальцем себе в лоб. Очевидно, животное и ей тоже нажаловалось на наше непотребное поведение. Носорогу было очень плохо, и он оказался занят вопросом, как стать на ноги.

Благодаря нашему гаранту стабильности, у нас получилось ещё несколько дней такого шикарного отдыха, но уже без спиртного. Оставаться здесь дольше я не собирался. Чем больше времени мы тут проводим, тем больше возможности что-нибудь придумать, а в откровенный альтруизм я не верил.