Александр Март - Механики. Часть 61-65

Олень и, правда, был крупным, килограмм триста, точно. Рога вон, пипец, какие здоровые.

— Ну ты, Малыш, и дал! – довольно произнёс Слива, попытавшись за рога хоть немного пошевелить тушу.

Ага, фигушки, он только его голову от земли и смог оторвать.

— Гы, – выдал Малыш, наблюдая за потугами Сливы.

— Берите его, – хмыкнул я, следя за лесом и стряхивая со своих волос снег.

Прям снегопад, я, кажется, в лесу видел, как что-то мелькнуло, то ли волки эти, то ли ещё что-то, не знаю, короче. Те три убитых волка вон лежат недалеко. Эх, шкуры-то какие… Но снимать и обрабатывать их некогда, придётся тут бросить.

Выстрел Малыша действительно попал оленю в задницу, почти оторвав ему левую ногу. Ну и убойная же штука, это его ружьё. Мне показалось, что олень умер или от болевого шока, или от кровопотери. Он, пока мы к нему бежали, успел как-то проползти метра полтора. Падающий снег конечно уже засыпал его кровь, но след ещё немного виден.

Малыш взял оленя за передние копыта и, как плуг поволок его за собой, ружьё отдал мне. Ну и дури же в нём!

— Пацаны! – услышали мы громкий крик.

Чуть дальше, на одном из больших валунов мы увидели машущего руками человека.

— Котлетос, – довольно произнёс Упырь.

Чуть ниже был Мамуля, смотрит за окрестностями, молодец, мало ли. Тут же ветер донёс до нас слабенький запах дыма, стало вообще хорошо. Ну как, хорошо – от осознания того, что мы сейчас наконец-то усядемся около костра. Замёрзли все, пипец, уши и ноги особенно, у нас же лёгкая одежда.

— Малыш, давай мы, – пробасил Иван.

— Гы, – с благодарностью кивнул тот.

Иван и Большой, отдав свои пулемёты, так же взялись за передние копыта, плюс ещё в рога вцепились и поволоки тушу по глубокому снегу.

А снег-то уже выше колен, можно сказать, по пояс. Я и Слива идём первыми, протаптываем им дорожку, следом Маленький, потом Большой и Ваня волокут нашу еду, Малыш и Упырь прикрывает, так и меняемся. Снег лупит так, что аж щуриться приходится, давненько я под таким снегопадом не был. Можно сказать, что наши следы прям на глазах заметает, и кровавый след от оленя исчезает за десять секунд.

— Здорово, пацаны, – радостно, чуть ли не хором заорали Мамуля и Одуван, – пошли греться.

— О, хавчик, – увидав тушу, обрадовался Мамуля, – ща пожарим мяска!

Да уж и погреться, и пожрать щас точно не мешает. Мне казалось, что я так никогда не мёрз. Даже когда мы ехали через пургу на Чероки без стёкол, ну, когда сначала, типа с мартышками этими говорящими бились, а потом с ними скорешились. Прём дальше, вон уже виднеются дома.

— Чуть-чуть осталось, мужики, – подбадривает нас Мамуля, заодно забирая один пулемёт у Малыша, и его ружьё у меня.

Мы как-то резко все выбились из сил. Тут и холод, и снегопад, и голод, который дал о себе знать. Всё-таки выброс адреналина у нас сегодня был будь здоров, и физических упражнений тоже хватало, напрыгались там в этой горе по полной. Потом холод, естественно, организму нужно топливо.

— Мы вон тот дом выбрали, – ткнул нам пальцем Одуван в большой, двухэтажный дом, у которого отсутствовала крыша.

Мы все разом увидели идущий из его трубы дым. Чуть дальше ещё пара домов, поменьше, и пара построек около них типа сараев.

— Там крыши частично нет, зато есть печка, щас окна забьём на первом этаже, тепло будет, – так же довольный до ушей, инструктировал нас Мушкетёр.

Словно в подтверждение его слов, мы услышали дружный стук пары молотков. Вон, на втором этаже кто-то мелькает. Страйк, помахал нам рукой и снова стал чего-то там стучать молотком, вон вижу, как он какую-то доску взял и куда-то её прибивает.

Из дома нам навстречу выбежали Апрель, Дже и Клёпа. Они понимали, что мы, пипец как, замёрзли, ещё тушу эту пёрли. Отобрали у нас оружие, тушу оленя допёрли-таки Большой с Иваном, затащили её в сенцы и бросили. Едва зашли в дом, вернее, ввалились в сенцы, я почувствовал, что тут теплее, чем на улице. Сенцы ещё не прогрелись, но теплее тут точно, хотя сенцы особо никогда и не прогреваются.

Это помещение в домах в большинстве своём используется как раздевалка, там скинул грязную обувь, можно и вещи, инструмент какой-то, и заходишь в следующую комнату, переступая через высокий порог и плотно закрывая за собой крепкую, дубовую дверь. Так и тут, дверь массивная, мощная, хрен ты её ногой или даже кувалдой вынесешь. Никакой сквозняк не страшен, и дом не выстудится, если открылась дверь в сенцы.

Сам дом меня приятно поразил. Сделан из хорошего сруба. Да, в доме холодно, но брёвна не промёрзли, инея на них нет, а это значит, что он хорошо собран и должен достаточно быстро прогреться, только вот крышу не успели доделать – каркас есть, а крыши нет. Страйк наверху продолжает стучать молотком и греметь досками. К нему наверх тут же по лестнице поднялись Клёпа и Дже.

Думаю, что они пытаются досками, которые нашли наверху, как-то перекрыть пол на втором этаже. Первый этаж сейчас прогреется, снег наверху начнёт таять, и с потолка начнёт капать вода, вот они и делают что-то типа ската какого, кое-как конечно, всё наспех, на скорую руку, но это лучше, чем голый пол второго этажа.

А снег-то хороший идёт, ещё и ветер поднялся, вон как задувает. Мы, как какие-то зомби прилипли к печке руками и телами. Апрель заставил нас снять обувь и мокрую одежду, сам он и Мамуля с Одуваном принялись всем нам растирать ноги.

Тут уж не до брезгливости и стеснений, нужно разогреть ступни, чтобы их согреть, и кровь начала быстрее циркулировать по организму. Быстро потёрли одному – и к другому, за пятнадцать минут управились.

Я всегда говорил, что если человек замёрз, очень сильно, то ни в коем случае нельзя растирать тело, нужно начинать с ног, со ступней. Если растирать тело, то в расширившиеся сосуды кожи произойдет быстрый отток крови, и камеры сердца будут работать полупустыми. Так что начинать надо со ступней, растирать бережно, так как при переохлаждении чувствительность снижается, и можно повредить кожу, если тереть слишком интенсивно. Пол, конечно, ещё холодный, хотя уже прогреваться от печи начинает, но это лучше, чем в мокрой и лёгкой обуви идти по глубокому снегу, или стоять в ней.

Наконец-то согревшись, отлип от печки и, как следует, её рассмотрел. Её можно назвать почти Русской. На первом этаже этого дома четыре комнаты, угол печи выходит в каждую комнату, как только она прогревается, соответственно, тепло идёт и в комнаты.

Комната, в которой мы сейчас находились, была самой большой, метров двадцать пять-тридцать точно, и топка печки тут была, и достаточно большой шесток. Шесток – это площадка, на которую ставят горячую посуду. Он бывает закрытый и открытый, эта была открытой. Видать, большая семья тут раньше жила, или дом этот строили для большой семьи, да не достроили, что-то прогнало отсюда жителей. Но вот что? Неужели Гоны?