Александр Некрасов - Вперед, русичи! [опечатка в фамилии писателя в заголовке]

Наконец они пришли домой. Квартира своим убранством также поразила Митрия. Он немного успокоился, когда толстые стены дома защитили его от ревущих чудовищ. Долго цокал языком, разглядывая горящие лампочки. Даже решился пощелкать выключателем, включая и выключая свет. Удивленно разглядывал мебель, книги, телефон, но особый интерес у него вызвало большое зеркало, висевшее в коридоре. С восторгом он отнесся к кранам, из которых бежала вода. А когда включили телевизор, который Вадьке все же удалось отрегулировать, у него просто челюсть отвисла. Он так и смотрел на экран не шелохнувшись и раскрыв рот. Для него это был вечер чудес. И то, что Вадьке казалось музейной рухлядью, для Митрия представлялось сказочным волшебством или даже колдовством.

Бабушка снарядила его в ванную, а Вадька пошел ему помочь, и вскоре Митрий с детским восторгом плескался, фыркал, похохатывал, поливая себя теплой водой.

Баба Надя не вернула ему грязную и порванную одежду. И из ванной он появился смущенный, но довольный, завернувшись в большую простыню. В доме просто не нашлось одежды, подходящей ему по размеру.

– Хорошо у вас тут, – сказал он, когда баба Надя позвала всех к столу.

Подойдя к окну, в свете фонарей у подъезда Митрий разглядел, на какой высоте находится квартира, и испугался. Больше в окно старался не смотреть. После плотного ужина его отправили спать. Баба Надя постелила ему на диване, и вскоре по квартире разнесся могучий храп. Вадька тоже отправился в постель, не забыв прихватить с собой книгу, а бабушка принялась хлопотать по хозяйству. Четвертую ночь проводил Вадька в двадцатом веке, но до сих пор не мог понять, когда же она все-таки спит…

Поутру на берег они не пошли. Оставив мужчин дома, баба Надя отправилась за покупками.

– Митрия нам приодеть надо, – сказала она, – в его-то рванье, хоть я и постирала, на улице не появишься. В магазинах сейчас ничего не укупишь. Пойду на базарчик схожу, авось что подвернется. Вы пока дома посидите. Пашка с утра-то не появится, не успеет просто, а после обеда пойдем, кто его знает, может, еще один Митрий объявится.

Вернулась она часа через два, усталая, но довольная. Сторговала на базаре не новые, но вполне приличные брюки, сорочку, купила в магазине нижнее белье, да в комиссионном большого размера кеды. Вадька помог одеться смущенному Митрию, которому все покупки пришлись впору. Пожалуй, только рукава у рубашки оказались короткими, но Вадька закатал ему их выше локтя.

После этого бабушка взяла ножницы, расческу, подстригла Митрию длинные волосы, укоротила бороду.

– И не узнать тебя теперь, – сказала она, любуясь на дело своих рук, – хоть под венец веди.

Действительно, трудно было узнать в солидном, еще не старом мужчине профессорского вида вчерашнего беглого Митрия. И если бы не шрамы, хотя и прикрытые бородой, но все же обезобразившие лицо, ничто не напоминало о том, что это житель далекого уже века.

– А теперь обедать и на свой пост, – бодро скомандовала баба Надя. – Какие там еще сюрпризы уготовит нам Пашка.

– Мы же ему тоже приготовили, – рассмеялся Вадька. – Хотел бы я на него посмотреть, когда он ваш пирог в машине найдет.

– Я бы тоже хотела, – почему-то грустно ответила баба Надя, – если найдет.

Паруса на фрегате обвисли. Полный штиль сковал судно.

Куда ни глянь, кругом простиралась только океанская синь, сливаясь у горизонта с безоблачной голубизной неба. На душе у капитана было тревожно. Такое затишье ничего хорошего не предвещало. А добрую бурю кораблю больше не выдержать.

Давно уже не пополнялись запасы пищи, на исходе вода, пить которую в иных условиях вряд ли бы кто стал. Нет, экспедиция была подготовлена добротно, расчеты проведены верно. Только как можно было учесть почти месячные штормы, порядком поистрепавшие корабль и задержавшие его на просторах океана.

И как бы ни вынослив был русский матрос – ни жалоб, ни недовольств в команде не было, все понимали создавшееся положение, – долго так продолжаться не могло. Часть матросов были ослаблены и больны, троих уже пришлось схоронить, двух смыло волной. Не раз уже ловил капитан на себе матросские взгляды, с надеждой и верой смотрели они на него. Ждали, какое решение примет.

И он принял решение…

Нажав кнопку, через секунду Павел открыл глаза и тут же снова закрыл их. Он уже привык к тому, что кресло доставляет его в совершенно неожиданные места. Поэтому не удивился, если бы очутился в горах или тайге, в очередном подземелье или даже тундре. Но то, что он увидел теперь, – поразило. Это была не Россия.

С большой натяжкой открывшийся пейзаж можно было сравнить с Черноморским побережьем, куда он с родителями однажды ездил. И все же это было не Черное море. Такой буйной тропической растительности не было даже в Сухумском ботаническом саду. Первое, о чем подумал Павел, второй раз открыв глаза, что он оказался в Африке или Америке, что, в общем-то, в данной ситуации для него было все равно. И почему машина доставила его сюда, он не представлял.

Павел встал с кресла и осмотрелся. Широкий песчаный пляж тянулся от самого берега моря вплоть до начинающихся довольно далеко от берега зарослей тропического леса. А длину его он определить не мог, поскольку располагался пляж вдоль всего побережья в ту и в другую сторону насколько хватало глаз.

Судя по стоящему высоко солнцу, совсем недавно миновал полдень. Единственное, чего Павел не опасался, так это неожиданного нападения. Кресло стояло между полосой прибоя и зарослями, и подобраться к нему незаметно было абсолютно невозможно. Он еще раздумывал, по какой такой причине кресло доставило его к этим отдаленным берегам, когда увидел стоящий в море на якоре корабль.

Большое судно казалось на расстоянии абсолютно пустым, безжизненным. На его мачте гордо реял знакомый Павлу Андреевский стяг.

«Ага, а корабль-то наш, – подумал он, – может быть, это что-то объяснит». И в ожидании развития событий он, скинув одежду, улегся на песке. Мысли его тут же вернулись в семнадцатый век, из которого он бежал всего несколько минут назад и где оставил князя Троекурова. С сожалением подумал о том, как бы хорошо было вместе с таким человеком заниматься поисками Даши.

Он поднялся, взял с кресла магнитофон и решил до конца прослушать записанную кассету. Заканчивалась она хоть и ожидаемо уже, но обидно для Павла. Обговорив с Меншиковым, как отправить парня подальше от Пресбурга, Петр стал советоваться с ним, какому бы надежному и верному человеку можно было поручить это дело.

«– Позовите-ка мне князя Троекурова, – поразмыслив, сказал он, – Алексей Борисович лучше нас это дело обмозгует. Он на такие дела мастак. Впрочем, – остановил он направившегося к дверям Алексашку, – лучше сам до него дойду».