Дмитрий Соловей - Вернуть или вернуться? [litres]

После третьей рюмки водки рапорт стал писаться не в пример легче. Шинели полицейские сняли и с интересом слушали разглагольствования Артёма.

– Пока мы в отъезде были по делам, Николай Иванович за домом присматривал, но не каждый день, – рассказывал Артём. – Даже собачку брал свою. Тимофей Ильич, не хотите ли редкой породы собаку? Подарю.

Полицейский чин задумался. Артём же переключился на описание служебных качеств московской сторожевой.

– Специально выведенная охранная порода, – расписывал друг.

– А сучку ещё можно? – подключился городовой. – Я бы двух щенков взял.

После второго графинчика Серёга снова побежал за закуской, я полез за капустой в подвал. Пока на кухне заправил маслом и лучком, народ в столовой уже стал распевать песни.

выводили Артём с Тимофеем Ильичом.

– Не так поёте, – прервал их городовой на втором куплете и сам запел:

Мне с Серёгой только и оставалось слушать, радуясь, что изначальную цель визита полицейские забыли.

– Откуда там сорок тысяч лошадей взялось? – спросил у меня Серёга и принялся рассуждать: – Пусть одна лошадь основная, вторая заводная. Ещё две для поклажи. Тогда тех нагайцев десять тысяч. Неужели столько было?

– Думаю, авторы песни малость приукрасили, – усмехнулся я. – Вспомни, как императора встречали. Под Екатеринодаром всего пять тысяч собралось. И что творилось?

Запасы продовольствия для себя и коням казаки, безусловно, брали. Но этого не хватило. Начали скупать в городе. Мне припомнилось, как резко подскочили цены. Маруська тогда жаловалась, что курица уже не десять, а тридцать копеек стоит. И это было пять тысяч всадников в мирное время. А прокормить десять тысяч нагайцев в течение нескольких дней, пока казаков выбивали где-то не то у Терека, не то у ерика, весьма сомнительно. По идее, кони должны были сожрать всё в округе, включая кору на деревьях.

Долго обсуждать сюжет песни не пришлось. Пьяненький Артём заприметил нас, стоящих в дверях.

– Племяш мой, Серёга, – сообщил он тем, кто мог позабыть. – Я ему гитару испанскую купил. Щас он нам споёт.

– Дядя Иван… – укоризненно посмотрел на него Сергей.

– Чё, зря гитару тащил? Спой нам что-нибудь казацкое.

Пришлось Серёге в лучших традициях попаданцев исполнять песни ещё не родившихся авторов. В данном случае Розенбаум подошёл идеально.

Исполнял эту песню Серёга аж три раза.

– Зарян, дружище, – обнимался уже во дворе с городовым Артём, – заходи, если чё. Всегда приму как брата.

Усадить городового и следом затолкать в бричку полицейских удалось с большим трудом, но всё же мы их выпроводили.

– Серёга, бери эту пьянь и тащи в будущее, – подтолкнул я Артёма в спину. – Как проспится, пусть собак добывает, где хочет.

– Раздавать взятки борзыми щенками… – философски начал вспоминать цитату Артём, но Серёга уже допинал его до входа в подвал.

Надеюсь, с полицией мы подружились и жалоба Фроськи не уйдёт дальше. Но подстраховаться всё же стоило.

Демид, когда развёз полицейских, вернулся за мной. А вечером я живописал Павлине Конкордиевне несколько подправленную версию. Честно поведал, что посуду из летней кухни своровали несколько дней назад, но я не стал поднимать шум. Воры, почувствовав безнаказанность, ещё раз полезли. А как мы помним, у Сергея Ивановича большие связи. Потому «враги повержены» и на пути в Сибирь.

Мой расчёт оказался верен. Проверять, так всё или нет, Павлина Конкордиевна не стала. Уже с утра пораньше она помчалась к бывшей соседке. И часа не прошло, как вся улица была в курсе, что воры в лице мужа и сына Ефросиньи попались на горячем и были высланы на каторгу. О том, что времени прошло слишком мало, а судейская машина и в этом времени неповоротлива, никто не задумался. Впрочем, скоро эта версия обрастёт дополнительными деталями и видоизменится. Даже если полицейские начнут утверждать обратное, кто же им поверит? У господина Иванова такие связи!

Тему сохранения всего того, что мы притащили из будущего, обсуждали долго. Повезло, что полицейских не заинтересовал наш склад. Но случись такое (не дай бог!), что к нам придут с обыском… парни замучаются мумии на той стороне хоронить. А если серьёзно, то на складе столько «компромата», что просто ой! Артём предложил устроить в той школе, которую я строю, подобие бункера. Но когда это ещё будет сделано?

Что-то можно перенести на чердак доходного дома. Он у нас разделён внутри. Есть внутри склада дополнительно крепкая дверка с особым замком. Всевозможные распечатки с изобретениями и чертежами надо переправить туда, на чердак. Вольфрамовую нить я предлагал оставить там же, где и сейчас. Напоминает она тонкую проволоку. Инструмент ручной тоже оставили под рукой, как и запасы туалетной бумаги.

Парни тащили всё, что могли, а уж если стоило копейки, точно волокли. Причём в большом количестве. В настоящий момент склад напоминал бункер на случай апокалипсиса. На стене у входа висел листок, куда записывали, где что лежит, чтобы не забыть, к примеру, что на втором этаже есть ящик с лезвиями для бритья, шесть коробок с шампунем, две коробки ножниц, сто двадцать упаковок ниток для шитья чёрного цвета (во дурдом!). Хомяки хреновы.

В целом получалось, что на данном этапе распределить и перепрятать всё принесённое у нас не получится. Вот когда будет готова школа, то я под предлогом переезда в другой дом могу забрать и другие вещи. Что делать с Фроськой, просто не представляли. По сути, женщина потеряла родных. Может продолжить пакостничать и искать мужа с сыном, которых мы давно похоронили. С другой стороны, всё наворованное предположительно где-то у той же Фроськи и спрятано.

– Не докажем, что это наше. Не стоит привлекать к себе лишнее внимание, – заверил Артём.

– Тогда беги за щенками и ублажай полицию, – резюмировал я.

– Мы ещё, наверное, ружья принесём, – добавил Серёга.

– Только я вначале здесь бельгийское ружьё куплю, – сообщил Артём. – Всего двадцать восемь рублей!

– Представляю, сколько ты за него «там» получишь, – заметил я. – Поторопитесь. Мне дела нужно делать. Да и земли накупили, что только успевай разворачиваться.