Игорь Валериев - Личник [litres]

– Юрий Петрович, меня просто щекочет моё любопытство, – ответил я, делая первый глоток чая.

– Хорошо, Тимофей Васильевич, – следственный пристав отставил в сторону стакан с чаем. – Мне было десять лет, когда в январе семьдесят второго года в Александро-Невской лавре было обнаружено убийство иеромонаха Иллариона. Далее я буду рассказывать то, что я слышал от господина Путилина, когда он поведал о своём расследовании этого дела у нас дома. Кстати, расследование заняло чуть больше суток, и Иван Дмитриевич в своём рассказе сделал упор на том, что такая быстрая поимка убийцы произошла благодаря его правильным логическим выводам. Вам интересно, Тимофей Васильевич?

– Очень интересно, Юрий Петрович, – мне действительно было интересно.

– Хорошо. Тогда продолжу. Илларион жил в двух комнатах отведенной ему кельи монастыря, вел замкнутое существование и лишь изредка принимал у себя певчих и поил их чаем, – Банков сделал ещё одни глоток чая. – Когда дверь его кельи, откуда он не выходил два дня, была открыта, то вошедшим представилось ужасное зрелище. Илларион лежал мертвый в огромной луже запекшейся крови, натекшей из множества ран, нанесенных ему, предположительно, ножом. Его руки и лицо носили следы борьбы и порезов, а длинная седая борода, за которую его, очевидно, хватал убийца, нанося свои удары, была почти вся вырвана, и спутанные, обрызганные кровью клочья ее валялись на полу в обеих комнатах. На столе стоял самовар и стакан с остатками недопитого чая. Из комода была похищена сумка с золотой монетой. Как выяснилось позже, отец Илларион плавал за границей на судах в качестве иеромонаха и скопил приличную сумму денег. На столе у входа стоял медный подсвечник в виде довольно глубокой чашки с невысоким помещением для свечки посередине, причем от сгоревшей свечки остались одни следы, а сама чашка была почти на уровень с краями наполнена кровью, ровно застывшей без всяких следов брызг.

Следственный пристав сделал паузу и глотнул чая.

– Тимофей Васильевич, я вам пересказываю то, что услышал от господина Путилина. Пускай прошло двадцать лет, но для меня это было как вчера.

– Юрий Петрович, продолжайте, мне очень интересно.

– Продолжу, Тимофей Васильевич, – Банков сделал очередной глоток чая. – Судебные власти прибыли на место как раз в то время, когда в соборе совершалась торжественная панихида по Сперанскому – в столетие со дня его рождения. На ней присутствовали государь и весь официальный Петербург.

Я всем своим видом показал, что очень внимательно слушаю коллежского асессора.

– Вскрытие трупа иеромонаха в келье под заупокойные молитвы показало, что покойный был убит два дня назад вечером, – Банков отправил в рот очередную ложку с вареньем. – В это время приехал Путилин, которому следователь сообщил о затруднении найти обвиняемого. Иван Дмитриевич стал тихонько ходить по комнатам, посматривая туда и сюда, а затем задумался. После этого сообщил окружающим, что необходимо отправить агентов по пригородным железным дорогам. По его выводам убийца, вероятно, кутит где-нибудь в трактире, около станции. Обосновал он это тем, что убийца ранен в кисть правой руки и стремится уехать из города. Выводы о ранении убийцы Путилин сделал из того, что на подсвечнике очень много крови, и она натекла не брызгами, а ровной струей. Поэтому это не кровь убитого, да и натекла она после убийства. Ведь нельзя предположить, чтобы напавший резал старика со свечкой в руках: его руки были заняты – в одной был нож, а другою, как видно, он хватал старика за бороду. Кроме того, убийца тщательно перерыл все белье в комоде, при этом на каждом свернутом полотенце снизу пятно крови. Логично, что это была правая рука, а не левая. При перевертывании левой рукой пятна были бы сверху. Поздно вечером, в тот же день, убийца был арестован в трактире на станции Любань. Он оказался раненым в ладонь правой руки и расплачивался золотом. Доставленный к следователю, он сознался в убийстве и был осужден, но до отправления в Сибирь сошел с ума. Ему, несчастному, в неистовом бреду все казалось, что к нему лезет отец Илларион, угрожая и проклиная.

– Из вашего рассказа, Юрий Петрович, можно сделать вывод, что господин Путилин пользовался дедуктивным методом расследования, как знаменитый сыщик Шерлок Холмс, – сказал я, чтобы что-то сказать, когда Банков замолчал.

– А кто это такой? – удивлённо спросил меня коллежский асессор.

– Да мне в Петербурге книжица на английском языке попалась, – начал я, пытаясь вспомнить, а написал ли в это время Конан Дойл свои книги или нет. – Так в ней рассказывалось о лондонском сыщике Шерлоке Холмсе, который при расследовании преступлений пользовался дедукцией. Это такой метод мышления, следствием которого является логический вывод, в котором частное заключение выводится из общего.

– Не знаю, не читал о таком, – задумчиво протянул Банков, потом тряхнул головой. – Вернее всего, недавно написанное произведение. Отсюда вывод, что не Путилин пользовался дедукцией как Шерлок Холмс, а писатель при описании расследований данного сыщика пользовался теми методами, которые использовал при своих расследованиях Иван Дмитриевич.

– Не буду спорить, Юрий Петрович, – я поднял руки вверх. – Я, если честно, книгу купил, чтобы обновить познания в английском языке. К ней заодно и словарь прикупил.

«Фуух, кажется, с темы о Конан Дойле и Шерлоке Холмсе съехал. А то, может, ещё и не написано, и не издано ничего», – подумал я про себя, делая мысленный глубокий выдох.

– О вашем знании большого количества языков наслышан, Тимофей Васильевич, – с небольшой грустью произнёс следственный пристав. – Признаться, завидую белой завистью. Для меня изучение в гимназии французского, немецкого, латинского, а тем более древнегреческого было изуверской пыткой. Ну не шли они мне в голову. Еле-еле французский устно более-менее сносно освоил, остальные – лишь бы из гимназии не выперли.

– А мне, Юрий Петрович, признаюсь, языки как-то легко даются. Но это не значит, что я ничего не делаю. Вот сейчас у меня на каждый день план выучить десять иероглифов на китайском и десять слов на корейском.

Произнося это, я достал из левого кармана брюк листок, на котором было изображено десять китайских иероглифов. Затем из правого листок со словами, написанными по-корейски.

– А вечером моя служанка примет у меня экзамен, – продолжил я.

– Интересный способ изучения иностранных слов, – Банков покрутил головой. – Надо попробовать с немецким. Подтянуть его, так сказать. А по поводу вашей служанки, Тимофей Васильевич, я, как более старший товарищ, хотел бы посоветовать не особо показывать окружающим ваши более чем близкие с ней отношения. Не то у вас теперь положение в обществе. Извините-с, если что не так сказал.