Владислав Савин - Красный тайфун : Красный тайфун. Алеет восток. Война или мир [сборник litres]

Ты, будущий Герой Китая, главное, три правила запомни, как учение вашего Конфуция. Первое – думай всегда, что впереди! Как я тебя на местности учил – залег, а впереди высматривай минимум три следующих укрытия. Так и в жизни тоже. Второе – о товарищах не забывай, кто всегда тебе спину прикроет и поддержит не только в бою! И третье, упаси тебя Конфуций когда-нибудь решить, что обучился всему и все умеешь – всегда может найтись кто-то более крутой или более трудная задача! Учись всему хорошему, все полезное запоминай – тогда выживешь, может быть! А стопроцентной гарантии тебе никакой ангел-хранитель не даст – поскольку по дури можно слить любой абсолютно выигрышный расклад. И от шальных пуль-дур никто не застрахован – как мой командир, сам Смоленцев, на японской «водокачке 731» ну совсем по-дурному напоследок словил – хорошо, не насмерть.

Сколько нам еще тут сидеть? Спросил бы что полегче. Думаю, что там наверху сами не ожидали такого успеха, – что и база, и целых пять «жирных карпов», и куча прочих трофеев. Нет, наша «радиола», что привезли, ничем не хуже американской, которую отправили. Просто, если изделие испытать и внутреннее устройство изучить, то можно сделать нашу технику лучше, а с их научиться бороться. Поэтому мы своё бережем от чужого глаза, а чужое стараемся утащить.

Высокомерию ты еще не научился – хорошо. Хотя в данном конкретном случае плохо – когда приперлись парламентеры от китайского генерала Мо, «хозяина» этой провинции. Сначала держались предельно нагло, требуя капитуляции, тогда не будут убивать с чрезмерной жестокостью, а может даже кого-то и в живых оставят. Пришлось мне выходить – увидев, что иметь дело придется не с «отрядом Мао», как они считали, а с советскими, гоминьдановцы сразу погрустнели. Ну я и объяснил популярно (Стругацкий перевел), что русские сдаваться не могут в принципе, так что свои трупы убирать будете сами, чтоб не смердело, – а теперь пошли вон! Восток это дело тонкое, – что у японцев было бы сочтено за оскорбление, у китайцев наоборот, знак, что ты право имеешь с ними так. В ответ главный из китайцев стал витиевато объясняться в почтении к «грозному северному соседу», солдаты которого столь искусны, что их не затруднит перебить толпу бездельников, о которых их повелитель генерал Мо не будет жалеть. А толпа будет большой – у Мо армия в пятьсот тысяч храбрых воинов, с американским оружием, есть даже пушки и танки. Вот и пойми, он так грозит или оправдывается, чтоб после от наших счет не получить?

Ладно – рефлексировать по-интеллигентски буду, как в Союз вернусь, целым и невредимым! Писать отчет – и гулять с красивыми девушками, пройтись по московской улице (квартиру мне выделили в том самом доме на Ленинградке, где живут и Лазаревы, и Смоленцевы, так что все их семейства на прогулке буду видеть. И как Она смотрит на своего Адмирала… ну что ей стоило, «главстерве», воспитать в своем коллективе такую же, как сама?

Вполне понимаю рыцарей какого-то там стола, вздыхающих о своей Прекрасной Даме. Даже если те рыцари – не реальные личности, а литературные персонажи.

Ну а пока – как в песне, слышанной мной в иной совсем жизни, давным-давно.

Генерал Мо, один из китайских «удельных князей

Как бедной обезьяне выжить в драке двух тигров? И не только выжить, но и остаться победителем?

Американцы заплатят мне за свою ложь! Сказали, что просят о незначительной услуге, перебить банду коммунистических партизан, напавшую на американскую базу! А там оказался русский десант – отличие от бандитов Мао, как матерого тигра-людоеда от стаи шелудивых псов! Если десять моих солдат стоили в бою одного японца, а русские растерзали японскую армию за один месяц, то сколько солдат мне надо, чтобы победить пять сотен русских, засевших на базе, – как утверждают эти презренные черви из деревни, там полтысячи отборных «осназ», они перебили и пленили тысячу американцев, сами не понеся потерь!

Но как говорил Сунь-Цзы, истинная мудрость в том, чтобы во благо себе использовать и свою слабость, и силу врага!

Американцы заплатят – когда я потребую, в исполнение нашего договора, с учетом новых обстоятельств, еще оружия и патронов. А также еды, обмундирования и многих ценных вещей! Как без этого мы можем идти воевать против страшных русских? К тому же американцы так глупы, что пообещали заплатить за все мои потери, – то есть по числу моих убитых солдат, причем не только за их никчемные жизни, но и за все, что было у них. Что ж, они дадут мне – за каждого из сдохших голодранцев, винтовку, ботинки, мундир, каску и паек на три… нет, на пять дней, какой положено иметь в ранце!

Ну а русские, когда придут сюда (а ведь придут, раз они с такой легкостью уничтожили нашу Северную армию), не будут на меня в обиде – ведь я не создам им проблем? Ну что стоит для пятисот отборных русских воинов перебить ораву швали?

Но чем больше трупов, тем больше моя выгода. И никто не посмеет сказать, что мы воевали не всерьез!

Ну а наловить новых солдат взамен сдохших – легко можно в любой деревне. Слава небесам, в смутное время даже презираемый солдатский труд становится дешевым и желанным!

Ли Хэпин, солдат армии генерала Мо

Китай восстанет к былому величию! Ну а варвары всех сортов займут свое место у наших ног!

Когда мы выгоним всех иностранцев. Пока вот этих, затем дойдет очередь и до других. Разберемся с предателями. И вернем исконно китайские земли, которые варвары отторгли, воспользовавшись слабостью Китая! А сейчас убьем вот этих, кто там, впереди – и помните, канальи, кто побежит, того встретят свои же пули!

Так сказал командир полка. Когда вылез из носилок, которые поставили перед строем верные «гвардейцы». У японцев и, по слухам, у русских принято, чтоб командир вел своих солдат в атаку с саблей в руке – чего ждать от варваров, не знающих порядка? Ведь если старший сам занимается тем, что должно поручить подчиненным, какой у него будет авторитет? И кто станет такого командира слушать?

Когда-то Ли Хэпин не был солдатом. А средним сыном уважаемого крестьянина Ли Вэйдуна, который не просто был грамотен, но даже дважды пытался сдать уездный экзамен. И самого Ли Хэпина когда-то забрали из родной деревни не в солдаты, а как носильщика и для работ, – но затем генерал (еще не Мо, другой), после очередного сражения велел вписать рабочих в войско. Отказавшихся – казнили. А Ли Хэпин очень хотел жить.

Солдат в Китае это самое дно. Даже преступники, сидящие в тюрьме, считаются как минимум не ниже – поскольку солдат часто вербуют именно из них. И сказать «я был солдатом» при достойных людях, значит то же самое, что признаться «я вор, разбойник, убийца». Хотя, как скоро заметил Ли Хэпин, в этом есть и хорошее – ведь падшему до самого низа уже нечего стыдиться! И можно, подобно чиновнику, самому брать у других все, что понравится – еду, одежду, ценности, женщин. И ничего тебе за это не будет! Если, конечно, не обидишь своего начальника. Какой высший смысл наказывать того, кому и так суждено умереть завтра – и смерть эта будет вовсе не как подобает достойному человеку, в преклонных годах, в собственном богатом доме, в кругу своей безутешной семьи?