Владислав Савин - Красный тайфун : Красный тайфун. Алеет восток. Война или мир [сборник litres]

Сержант Боб Купер и водитель, рядовой Харт, были единственными из 66-го батальона, кому повезло вернуться.

Полицейский Линден действовал точно по инструкции. Получив известие о нарушении границы, он первым делом позвонил в ближайшую воинскую часть. Таковой оказался резервный полк Фольксармее, вернее одна из его пехотных рот и одна из танковых рот, размещенных рядом, – и по счастливой случайности также отмобилизованная и выведенная к границе в «угрожаемый период». Информация пошла и выше, и военному, и полицейскому начальству, и трещали телефоны, и приходили в движение войска – но вот остановить агрессора немедленно могли лишь рота танков, десять старых Т-54, полученные от русских, и неполная рота пехоты, имеющая по штату пулеметы и гранатометы РПГ-44. Зато резервисты отлично знали местность возле своего дома. Старшие возраста, согласно закону – и за прицелами сидели те, кто отвоевал в танке, в том числе и на Остфронте, а не безусые новобранцы.

Позиция, которую успели выбрать и занять, была не из лучших. Но нельзя было позволить американцам ворваться в городок Ферстнер, лежащий прямо на их пути. И надо было продержаться совсем недолго – война это или провокация, но части русских и Фольксармее уже шли на помощь. Десять стволов против пятидесяти – если бы американцы решительно атаковали в первую же минуту, еще неизвестно, чем бы кончился бой! Хотя – оказалось, что у янки нет пехоты! А без нее преодолевать лесополосу, в которой засели стрелки с РПГ, танкам ну очень опасно. И все же – умирать никому не хотелось. Если бы американцы послушались полицейского, развернулись и ушли – по ним бы никто не стрелял. Ну может быть, успели бы перехватить у самой границы. Но американский майор сам подписал приговор и себе, и своим людям.

Первые два залпа были как в полигонных условиях. Повезло, что выбитыми оказались именно «паттоны», одиннадцать из двадцати одного, даже не успев вступить в бой. Все же у американцев еще оставался последний шанс – немедленно отступить, – да, по обстреливаемой дороге, и были бы потери, но больше половины батальона бы спаслись! Но не было в эфире голоса командира, никто не управлял боем в первую минуту. Действия янки были в общем верны, если принять наступательную тактику – вторая рота вместе с остатками первой затеяла перестрелку, пытаясь сковать противника, в то время как легковооруженные и слабобронированные, но резвые «бульдоги» третьей роты рванули по полю в обход. Их встретил огнем левофланговый взвод и еще гранатометчики, успевшие перебежать под огнем на левый фланг обороны.

И тут со стороны Ферстнера показались советские Т-55, батальон с мотопехотой, совершившие спешный марш в помощь немецким товарищам. Развернулись по полю и зашли американцам в тыл, ударили в корму и по бортам – гвардейские экипажи стреляли убийственно метко, даже в темноте, из стабилизированных 105-мм пушек с ночными прицелами. Американцы, охваченные уже с трех сторон, оказались в безнадежном положении, не отступить, и даже в плен не сдаться, как это сделать в танковом бою? Последними сгорели остатки третьей роты, четыре «бульдога» были подбиты гранатометчиками уже возле лесополосы.

Немцы потеряли четыре танка и двадцать шесть человек убитыми, считая и пехоту, раненых было свыше сорока. Советские отделались перебитой гусеницей на одном Т-55. Американцы потеряли все танки и машины, кроме одной, удравшей в самом начале боя. Было и пятнадцать пленных, из экипажей подбитых танков, и тыловики из грузовиков.

– Ну вот, повоевали! – сказал советский комбат немецкому гауптману-резервисту. – Ну что, теперь «дружба-фройдшафт»? Дай пять, немчура!

И протянул руку. Немец пожал – зная, что у русских это не только приветствие, но и признание дружбы.

– Однако не похоже, что они шли воевать, – заметил гауптман, – без пехоты, без разведки, без дозора, походной колонной. Даже для самоуверенных янки это слишком. А пленные говорят, что имели приказ лишь на перебазирование. И что просто заблудились.

– А это уже те, кому надо, разберутся, – ответил комбат, – пока что первый бой мы выиграли. Хорошо б и завтра так же.

– Думаете, товарищ, будет война?

– А куда деться? – сказал комбат. – Если уж пошла такая пьянка, танки десятками горят, ну прямо как на Одере! Тьфу – ты уж прости, камрад.

– Я тоже был на Одере, – произнес гауптман, – был ранен у Цедена. Седьмой танковый корпус, 24-я танковая дивизия. Не СС.

– Ну а я как был тогда в Первой, у Катукова, так и сейчас там, – ответил комбат, – а что до прошлого, то у нас говорят, «за честную драку не судят». Так что давай вместе думать, как действовать, если завтра пиндосы продолжат с утра.

Гауптман слова не понял. Комбат пояснил:

– Было дело, пересекался я с одним из осназа, так он американцев именно так называл, «пиндосы». С презрением – видать, это оскорбление у них такое. Наверное, сильно его достали – он тогда уже намекал, что мы с ними сцепимся, долгого мира не будет. Прав ведь оказался – интересно, где он сейчас?

Однако же в ушедшем наверх подробном рапорте, написанном совместно и советской и немецкой стороной, факт, что американцы шли, совсем не готовые к бою, был отражен. Что в дальнейшем внесло лепту в мирное урегулирование инцидента. Хотя в ту ночь в войсках Первой танковой армии и немецких дивизий на ближайшем участке границы (дальше информация на «низовом» уровне не успела дойти) были убеждены, что завтра начнется война.

И встанет в следующем году на обочине дороги, неподалеку от городка Фестнер, скромный памятник немецкому полицейскому Линдену, до конца выполнившему свой долг. Бронзовая статуя с портретным сходством, в руке поднятый жезл, а ограда, по утверждению жителей городка, из брони сгоревших «паттонов».

А его напарник, полицейский Клаус Фукс, будет награжден советской медалью «За боевые заслуги». За то, что по приказу Линдена, реквизировав велосипед, встретил подходившие русские танки и дальше ехал на броне командирского Т-55, указывая дорогу. В то же время из жалованья Фукса вычтут стоимость велосипеда, попавшего под гусеницу танка – что владельцу возместят из муниципальных средств. И начальник участка герр Краузе по-отечески разъяснит молодому полицейскому, что война войной, но чужое имущество надлежало не бросать на дороге, а прислонить к забору, где оно было бы в сохранности.

На той стороне ночь и следующий день также были беспокойными. Сначала в штаб Седьмого армейского корпуса США доложили о слышной с той стороны границы стрельбе, похожей на шум боя. Затем в американскую комендатуру прибежал наконец сержант Купер и стал кричать, что его батальон уничтожен русскими. Войска подняли по боевой тревоге и стали звонить на место дислокации батальона, как прежнее, так и новое по плану. Получили ответ о полной тишине и спокойствии. Французы же сохраняли полнейшее молчание и на сотрудничество не шли. Наконец, еще раз допросив Купера и проанализировав карту, поняли, что произошло. После чего уже командование корпуса охватила паника – в отличие от каких-то майоров, высшие чины хорошо представляли, что будет с тремя вверенными им дивизиями, оказавшимися перед десятью русскими и немецкими, если разведка не врет. Штаб армии связался с Вашингтоном, там настоятельно указали решить дело миром.