Владислав Савин - Красный тайфун : Красный тайфун. Алеет восток. Война или мир [сборник litres]

И лично от себя советую – решайте быстрее. Чтобы наши оккупационные войска могли приступить к выполнению своих обязанностей, спасая вас от нашествия русской орды.

Где-то в США.

То, что никогда не будет оглашено

– Что решим с «Охотой»? Деньги уже ушли, французам заплачено, «висельники» куплены и ждут.

– Вопрос лишь, что будет после? Со стороны русских – или тех, за Дверью… Если она есть.

– Игра стоит свеч. Если кто-то решил лично принять участие в сафари – то он не должен обижаться, когда сам станет дичью. Не думаю, что даже те, о ком вы говорите, обидятся по-крупному. В крайнем случае еще одну оплеуху от них можно перенести – за такую информацию!

– Еще тысяч десять наших парней? Или сожженный Нью-Йорк?

– В контексте конфликта даже не цивилизаций, а вселенных, это приемлемые потери. Даже полезные – в плане мобилизации американской нации и изживания в ней всякой симпатии к русским.

– Надейтесь, что эти ваши слова никогда не станут известными избирателям.

– Как и иные ваши дела. Итак, что решим?

– Кто за это ответит?

– А у нас есть другая кандидатура, кроме Дуга? Или вам так хочется, чтоб в Штаты вернулся Макартур-победитель?

– Если он предстанет перед Сенатской комиссией, будут проблемы.

– А если не предстанет?

– Ну, если так… Тогда, может быть, повесим на него и страховку на самый последний случай?

– Ту, что «потерялась» по пути в Синьчжун? Пятнадцать тысяч тонн, в пересчете на тротил.

– А это имеет значение?

– Действительно. Какая разница, с какой силой мы дернем за усы уже разозленного тигра?

– Положим, Советы сами официально заявили, что их людей в банде Ли Юншена нет. Значит, мы в своем праве.

– И как вы после намерены получить информацию с трупа? Если там есть человек «оттуда»?

– В этом случае – никак. Просто покажем, и русским, и другим, что мы тоже не прощаем крови своих парней.

– Тогда принято. Единогласно?

Валентин Кунцевич «Скунс».

Где-то в Китае.

24 сентября 1950 года

Мирно сижу на крылечке, смотрю на восход, который алеет.

Мирный такой китайский городок – вроде трупы с улиц уже все убрали? Погибших в процессе триумфального шествия советской власти – у нас в России было, как записано в учебниках истории, с конца 1917 по начало 1918 года, ну а тут наступило сейчас, нашими стараниями. И это ведь еще цветочки – отняли, поделили, порадовались. Ягодки, а то и просто арбузы-мутанты начнутся, когда плоды победы станут делить!

Не воспевание жестокости – а точное описание духа китайской революции, наблюдаемой сейчас мной лично. Когда расстрелы это роскошь, поскольку патрон, вещь покупная, стоит дороже, чем человеческая жизнь, – а оттого изобретательность в способах лишения оной доходит до таких высот, что у сценариста голливудских ужастиков фантазии не хватит. Впрочем, если в этой реальности в СССР за каким-то чертом станут показывать такие фильмы, я буду смотреть их как забавную клоунаду. После того, что видел здесь.

Не помню, кто из классиков, Герцен или Чернышевский, сказал жене про ожидаемую революцию: «Меня не испугают ни пьяные мужики с дубьем, ни резня», что было бы, если этот интеллигент просвещенного девятнадцатого века здесь бы оказался и глянул, как это выглядит в реале? «Русский бунт, бессмысленный и беспощадный» – так китайский еще страшнее: представьте пугачевщину в стране, где тысячу лет существовали ну очень негуманные традиции, как поступать с преступниками и врагами – да еще после сорока лет войны, и гражданской, и с внешним врагом. Когда любой «не наш» это покойник с гарантией: никто не будет с тобой разбираться, проще убить и забыть.

И я плюну в лицо любому, кто скажет о «переходе к социализму от докапиталистического общества». Поскольку даже у нас в семнадцатом вождями были люди вовсе не «от станка и от сохи». Уровень образования значит очень много, а с этим в диких странах большой напряг. Хотите представить, что выйдет с «незаконченным начальным», но с большими амбициями, энергией и обидой (очень может быть, справедливой) за свою голодную жизнь – вспомните булгаковский типаж товарища Швондера: как я убедился, наиболее распространенный в КПК! А после из этого вырастет то ли Великий Мао, то ли Пол Пот.

Лично я же сейчас смотрю на все это безобразие – чисто философски и практически. Вас не обидит услышать, что я считаю себя ответственным исключительно за жизнь, здоровье и благосостояние своих, к кому отношу население СССР, а также тех, кто с нами в одном строю, как мой протеже Ли Юншен и его «сипаи»? А на прочих мне глубоко наплевать!

Сижу, природой любуюсь. Нервы успокаивает – вполне понимаю самураев с их утонченным эстетизмом. Нагло пользуюсь привилегией Важного Лица: ничего не делать. Поскольку здесь принято, что каждый должен быть чем-то занят, а пребывать в праздности может только очень большой человек. Ну а поскольку больше меня в этом городишке (как и в паре соседних, куда мы уже наведались) никого нет…

Грязь на улице (мостовых тут отродясь не бывало) подсохла уже – настолько, что можно не опасаться сапоги в луже утопить. Пейзаж на наше дачное садоводство годов девяностых похож, лишь дома с непривычно изогнутыми крышами (это которые богаче), так же тесно жмутся друг к другу, но каждые «шесть соток» забором обнесены, ну кроме совсем уж халуп. Даже колючку кое-где вижу, не иначе как украденную. А вообще, нищета ужасная: сказать кому, что тут обычная лопата, топор, пила считаются ценностью, которая не у каждого есть, так не поверите же – а зря.

На соседней улочке женщина кричит истошно. Баб и дочек «врагов народа» жалко – как их после, толпой… Повезло тем, кто покрасивше, кого наши себе отобрали – и Ли Юншен тоже выбрал какую-то. И мне предлагал, так я отказался, тут еще заразу подцепишь, лечиться как? Ну и китаянки совсем не в моем вкусе! Может, и впрямь, в Союз вернусь, какую-нибудь себе найду, из тех, Анечкиной команды? Остепенюсь, деток заведу – и на службу буду ходить, как в офис, с девяти до шести?

Я ведь отчего домой не спешил? Не признаюсь никому – что напоследок гульнуть захотелось. Поскольку намекали мне сверху, что как вернусь, получу назначение в центральный аппарат, как наш «кэп» Большаков или его бывший зам Гаврилов. А там, наверху, да еще в сталинское время – я лучше через минное поле проползу с осторожностью, этому меня, по крайней мере, хорошо обучили! Тем более что мы, «инквизиция», хоть погоны и носим, но ближе к ведомству Абакумова, чем к армейцам, – а что с этими ребятами стало в нашей истории, как Иосиф Виссарионович помер? И сколько ему в этой истории осталось – три года, пять, десять – ладно, Хрущев в Средней Азии сидит и в Москву хрен попадет, а прочая кодла? А жить мне хочется – вот знаю, что ни по какому «несправедливому обвинению» в ГУЛАГ не пойду, прятаться буду, а если придется, то и убивать, своя жизнь дороже! Так что многие лета товарищу Сталину – и чтоб мне на своем месте остаться, «полевого командира», тут я ни бога ни черта не боюсь, вот это – мое!