Владислав Савин - Красный тайфун : Красный тайфун. Алеет восток. Война или мир [сборник litres]

Первый лейтенант Дэйл Мэтьюс, Армия США.

Из протокола допроса (уже на территории советской зоны)

Прежде всего, я заявляю решительный протест! И требую немедленно сообщить о моей судьбе ближайшему консулу США.

Или я что-то пропустил, и наши страны уже находятся в состоянии войны? Ну а американские бомбы уже упали на русские города? Иначе я не понимаю, чем мы, американцы, заслужили такую вашу ненависть?

Всего пять лет назад мы были союзниками в войне против общего врага. Я понимаю, что конкуренцию между державами в мирное время никто не отменял, но ведь цивилизованность затем нам и дана, чтоб даже если дошло до драки, умирали макаки, с нашей и вашей стороны! А белые люди должны пользоваться всеми правами, даже если им не повезло оказаться в положении, подобном моему!

Спрашиваете, как я попал в плен? Я прыгал сразу за командиром, полковником Фишером. Сначала мы упали в какое-то на редкость вонючее дерьмо – слава богу, что было неглубоко, но нам пришлось в это нырять с головой, а поверху по нам били пулеметы! Но мне, полковнику и еще троим повезло оказаться ближе к сухому месту. Когда мы наконец выбрались на твердую землю, откуда-то появились желтомордые, целый десяток и с автоматами. Трое наемников были убиты сразу, им даже сдаться не предложили – а в нас, наверное, узнали офицеров. Полковник выхватил пистолет и даже успел подстрелить одного из китаез, но тут его прошили очередью, и он упал лицом в грязную воду, прямо передо мной, из головы его кровь текла.

Повторяю, я не нанес вам никакого ущерба! Я физически не мог оказать сопротивления, потому что в эту минуту проверял, не вымокла ли рация, упакованная в резиновый чехол. И выплевывал дерьмо изо рта – я был в тот момент как тот парень из третьего «Индианы Джонса». Я был нагружен рацией и батареями к ней, и у меня не было никакого другого оружия, кроме кольта, – и я бы не успел достать его из кобуры. Ведь когда на тебя уже нацелен десяток автоматов с нескольких шагов, это условия похуже ковбойской дуэли!

Я не сопротивлялся – однако же, вопреки всем правилам обращения с пленными, меня немедленно и жестоко избили, вывернули карманы, отобрали решительно все, сняли ботинки и ремень. И заставили бежать босиком, подгоняя пинками под зад – на площадь посреди деревни, где над самым большим домом был вывешен красный флаг. Туда сгоняли и стаскивали пленных – раненых тоже, и никакой медицинской помощи им не оказывалось. Нас уложили на землю, лицом вниз, и любая попытка пошевелиться пресекалась пинком или ударом бамбуковой палки. И отбирали по одному, на допрос – несомненно, с пыткой, я слышал ужасные крики! Что уже было нарушением порядка – да, я знаю, что в нашем отряде были висельники, бывшие наци, которых вы, русские, имели полное право поставить к стенке, но расправляться с ними руками ваших прирученных дикарей – это уже чересчур! Но я надеялся увидеть во главе захватившей нас банды не макак, а белых людей, которые отнеслись бы с должным почтением к офицеру Армии США!

Да, я знаю, что в любой армии встречаются изверги, садисты, которым доставляет удовольствие мучить беззащитных пленных. Но всему есть границы – в конце концов, на то есть макаки, черт побери! Этот ваш… не могу назвать его приличным словом, но несомненно русский офицер в достаточно высоком чине, смотрел на меня как на насекомое! Сначала он обратился ко мне на правильном английском – я, как требует устав, назвал лишь свое имя, звание и номер и потребовал к себе обращения, предусмотренного конвенцией о военнопленных. На что он абсолютно равнодушным тоном ответил, что никаких пленных тут нет – поскольку мы не воинская часть Армии США, а наемники, лица без гражданства, нацистские преступники, приговор которым был вынесен еще шесть лет назад – «откуда я могу знать, что ты американец, а не бывший оберштурмфюрер СС»? А со шпионами и диверсантами, захваченными в чужом тылу, обращение совсем другое. Короче – или я сотрудничаю, или меня сейчас отдадут на расправу китайцам, а он умывает руки и не отвечает, что со мной сделают эти дикари!

Это было ужасно! Пусть это были бывшие наци – но все же они были людьми, белыми людьми, и не заслуживали такого! Желтомордые это просто варвары, звери, в их расе сильно животное, а не человеческое начало – их изобретательность в способах пыток просто не знает границ! И все это было здесь же, на моих глазах, на этой же площади – крики были такие, что даже главарь велел своему подручному китаезе приказать, чтоб пока прекратили, «а то заглушают наш разговор». И запах, как из подпаленного сортира – ну вы понимаете, многие пытуемые обделывались, а костры горели по всей площади. Меня подвели к крайнему, и я видел, как будет по-китайски сажание на кол – полый бамбук в задницу и раскаленный железный прут! А этот ваш… он действительно готов был подвергнуть меня этой ужасной процедуре – ну а макаки, по своей примитивности, даже не стали бы смотреть, какого цвета кожа у их жертв. Неужели вы не понимаете, что потакая инстинктам низшей расы, вы подрываете у макак сами основы, почтение и страх к белым?

Я вынужден был подчиниться принуждению, спасая свое здоровье и жизнь. Поскольку надеюсь в целости вернуться домой, в свой Коннектикут. Но я заявляю решительный протест – и требую наказания вашего офицера, кому неведомо само понятие воинской чести и уважения к подобным себе, раз он не колеблясь мог поступить со мной как с каким-то пойманным туземцем!

И больше я не намерен давать никаких показаний без присутствия консула Соединенных Штатов!

( Пометка на протоколе — «“категория Е”, она же в разговорном жаргоне“ железная маска”. Что значит – данное лицо во всех документах должно именоваться кодом, а не именем, содержаться отдельно от других заключенных, и информация о самом наличии такого человека является секретной». Нередко, по исчерпании оперативного интереса, такие лица прекращали и физическое существование.)

Где-то в Казахстане

Раньше тут была степь. Теперь стоял город. Главная улица (по традиции Ленина), уже из многоэтажных каменных домов – учреждения и жилье для начальства и спецов. И кварталы бараков, уже заменяемые постепенно теми же добротными домами. Железнодорожная станция (дорогу тоже проложили недавно, с рождением города), от которой ходит автобус, по улице Ленина, через площадь Ленина (на которой уже и памятник стоял), пересекая улицы Комсомольскую, Первостроителей, Героев Октября, дальше номерные линии шли, имен еще не удостоившиеся.

Но был уже дом культуры. И будущий парк отдыха – где пока лишь степной ветер гнул редкие саженцы среди размеченных аллей. И стадион – пока открытый, лишь для лета. И магазины, и больница (уже не санчасть лагпункта). И школа, и детский сад – для тех, кто успел уже родиться здесь или прибыл с родителями.