Евгений Щепетнов - 1972 Возвращение

– Не совсем так. Я очень ценю тот факт, что государство оценило мои заслуги, что меня наградили. И эта квартира великолепна. И кстати – это я там мультимиллионер, а тут…тут у меня только то, что дало мне государство, и то, что у меня на сберкнижке. Заработанные мной деньги. И кстати сказать – я все это заработал сам. Своей головой, своим трудом. И спасибо государству, что дало мне это заработать. Если бы мне не позволили издаться…не знаю, что бы тогда со мной было.

– Я читала вашу историю – вдруг вмешалась Уланова, которой разговоры про деньги явно прискучили – Вы ведь тот человек, что потерял память, так? И сколько вам сейчас лет?

– Пятьдесят два – усмехнулся я – да, я старше, чем выгляжу.

– О господи! Чудо-то какое! – ахнула Раневская – А я и не знала! Галочка, ты почему мне не рассказала?!

– А еще, я читала в газетах фельетон о том, что вы, якобы умеете предсказывать будущее. Мол, русский писатель дурит головы своим читателям, рассказывая о том, что умеет предсказывать будущее! В зарубежных газетах, само собой.

– Скажите, а что писали обо мне в наших газетах? – вдруг заинтересовался я. Мне пришло в голову, что я и в самом деле не знаю – что именно писали обо мне в газетах. Ругали? Хвалили? Ни разу даже и в голову не пришло узнать – что на самом деле обо мне писали.

– В наших? – Уланова задумалась – Помню прочитала, что писатель Карпов живет в США, и я удивилась – как это вам позволили, и не отняли гражданство. Еще прочитала, что вы победили Мохаммеда Али. Удивилась – как это так? Боксер – и вдруг писатель?! Спросила знакомых – мне рассказали, что вы загадочная личность, и что ходят слухи – вы умеете предсказывать будущее. А потом и сама прочитала, по-моему в английской газете, когда была на гастролях. Ну вот, почти и все.

– И ты мне не рассказала! – укоризненно помотала головой Раневская – Я со скуки сдыхаю, мне только и развлечения, что Богословского обматерить, а ты мне такую новость не рассказываешь! Галочка, Галочка…

– Фаечка, да я и сама не поверила…думала – досужие вымыслы. А вот встретила Михаила Семеновича…

– Мда…мне теперь его Мишенькой как-то уже и неудобно называть! – хмыкнула, ухмыляясь Раневская – Но все равно буду! Мишенька, а ты и правда можешь предсказывать будущее? Предскажешь, когда я помру?

Я замер, закусил губу. Что ответить? И тут вмешался Богословский:

– Давайте-ка мы выпьем! Мне после таких откровений надо обязательно горло промочить! Иначе я сейчас просто скончаюсь! И этот человек НАС называет великими?! Да мы ничтожества по сравнению с ним! Ой-вэй! Как говорит Фаина Георгиевна!

– Во-первых, я не говорю ой-вэй! Во-вторых, я не ничтожество! И Галочка не ничтожество! Но то, что Мишенька совсем не то, чем выглядит с первого взгляда – это просто…мда! Кстати, Миша, ты так просто одеваешься…зачем? Чтобы выпендриться?

– Ну…да! – ухмыльнулся я – Как сказал один мой хороший знакомый, у настоящего писателя что-то должно быть не так. Или ширинка расстегнута, или рукав в говне!

– Ах-ха-ха-ха! – закатилась Раневская – Миша, ты просто кладезь словесности! Я запомню!

Уланова тоже улыбнулась, и Богословский не преминул хохотнуть. Но тут же вернул всех к вопросу:

– Наливаем! Миша, если не против, я сам разолью! И кстати – чего твоя дама не пьет? Почти и не выпила!

– Она потом делает буйная, и я боюсь сексуального насилия. Так что не даю ей лишнего пить!

Ольга фыркнула, укоризненно мотая головой, а Раневская и Богословский закатились смехом. Ну понятное дело, еще те охальники. Уланова же продолжала тихо улыбаться.

Богословский налил, мы все выпили – Раневская пила крепко, как мужик, даже не морщилась. Театр! Привычка! Там часто пьют, я это знаю. Особенно – те, кто прошел страшные, тяжелые годы – довоенные, войну, послевоенную разруху.

Закусили, в молчании поели. Я с аппетитом съел пару бутеров с колбасой (настоящей, а не той, что называли сервелатом в 2018 году!), пару бутеров с икрой, запил газировкой, и теперь чувствовал себя вполне недурно. Выпитое на меня почти не подействовало, как говорится – ни в одном глазу – но слегка расслабило. В животе тепло, в голове легкость – приятно сидеть в хорошей компании! Эх, жалко фотика нет! Или смартфона! Сейчас бы взять со всей компанией, да сфотографироваться!

– И все-таки, Миша…ты так и не сказал мне – когда я умру? Сколько мне еще осталось?

– Да! И мне! Предскажи что-нибудь мне! – закричал Богословский, откидываясь на спинку стула и сцепляя пальцы рук у себя на животе – Давай, чего ты жмешься?!

– А вы, Галина Сергеевна, не хотите знать свое будущее? – внезапно спросил я, глядя в грустное лицо балерины.

– Мое будущее? – лицо балерины озарила слабая улыбка – Мое будущее…знаю я свое будущее. Умру в одиночестве, как и живу. Я отдала себя балету, а теперь балета нет. И я доживаю, а не живу. Без танца – это не жизнь!

– Вы проживете еще долго. И за свою жизнь воспитаете много замечательных танцоров! Которые станут мировыми знаменитостями. Родина вас не забудет, она вас оценит. Вы будете награждены высшими орденами страны! Всеми возможными званиями! И станете самой титулованной балериной в истории советского балета. Да, вы будете одна – если не считать ваших собак. Но скоро вы встретите друга. И вы поймете, что этот друг– ваше все. Но переживете его на четыре года. Вас будут помнить! Ваша квартира станет музеем, и станет наполняться цветами в каждый ваш день рождения. Вы – женщина мирового значения, и вас никогда не забудут! Величайшая балерина вселенной!

Молчание. Все замерли. И тихий-тихий голос Улановой:

– Спасибо, Миша…

Балерина аккуратно промокнула глаза кружевным платочком и через силу улыбнулась:

– Спасибо!

– А я?! А мне?! – встрепенулся Богословский – Ну-ка, давай, вещай мне! Кстати, а почему без доски для вызова духов и барабанного боя?! Плохой ты шаман!

Я аж чуть не вздрогнул! Вот про шамана – не надо!

– Ты проживешь долго. У тебя будет успешная, без проблем и разочарований жизнь. В конце жизни ты встретишь ту, что останется с тобой до самого конца. Умрешь ты в любви, радости и покое. В достатке и уважении. У тебя еще будут награды. Ты будешь и в Союзе композиторов, и на телевидении, да где только тебя не будет! Ты будешь хулиганить, шутить, разыгрывать, менять жен и любовниц, пока наконец не успокоишься с одной, единственной. Все у тебя будет хорошо.

– Так выпьем за это! – провозгласил Богословский, набулькал в бокал и обошел всех с бутылкой виски – Ну, вздрогнули!

Он выпил, все остальные чуть отпили, или просто пригубили – как Уланова. И тут…да, Раневская. Не хотелось мне рассказывать ей…

– Миша, а мне?

Она была похожа на большого обиженного ребенка. Глаза влажные, беззащитные…за ее резкой, можно сказать грубой натурой скрывалась ранимая, нежная душа. И что ей сказать? А может взять, да и приврать? И пусть радуется бабулька!