Евгений Щепетнов - 1972 Возвращение

Это был Махров. Он пришел без двадцати минут шесть, и в руках у него была…черт! Ну забыл же! Гитара! В точно таком же чехле, что и у Богословского!

– Вот! То, что ты просил! «Кремона»! – Махров гордо вручил мне гитару, и я едва удержался, чтобы не расхохотаться – не было ни одной, и вот две! Забыл! Совсем забыл что заказал ее Махрову! Надо было позвонить Махрову, отказаться, а у меня совершенно вылетело из головы.

– Из недр министерства культуры! Было две на складе, но какая-то сволочь одну прямо передо мной забрала! Хорошо хоть эту уцепил! Представляешь – министр культуры не может взять гитару со склада, чтобы подарить ее другу! Слов нет, одни выражения!

– Эта сволочь – Богословский! – все-таки не выдержал, расхохотался я – Видал?

Я указал на гитару, лежащую на пианино, Махров вытаращил глаза и начал хохотать вместе со мной. Потом сделал страшные глаза и приложил палец к губам:

– Надеюсь, он пока не здесь? А то неудобно вышло! Сволочью назвал!

– Нет, пока не здесь. Долго болтаем! Представь меня своей жене!

– Любаша, это тот самый Михаил Карпов, наш золотой…

– Если ты скажешь про гуся или гусыню – я тебе нос откушу! Меня Страус задрал этим прозвищем! – предупредил я.

– Телец! – гордо закончил Махров – Бык! Буйвол! Миша, это моя любимая жена Любаша.

– Когда так говоришь, мне кажется, что у тебя есть еще несколько жен, нелюбимых! – улыбнулась Люба и протянула мне руку – Здравствуйте, Миша! Мне Леша все уши про вас прожужжал – Миша то, Миша се…а я вас вживую так и не видала. Очень рада вас увидеть, очень!

Люба была блондинкой лет сорока, слегка отяжелевшая, но очень миленькая, с простым, открытым лицом. Голубые ее глаза смотрели на меня прямо, без превосходства или наоборот – преклонения. Просто жена друга, и просто ей приятно быть здесь. Хорошая баба, опора и поддержка. На таких все хорошие семьи и держатся.

– Очень рад, Люба! – я взял ее руку и поднес к губам. Она слегка порозовела, вздохнула:

– Видишь, как настоящие мужчины с дамами обходятся! Вот брошу тебя, мужлана, и уйду к Михаилу! Примете, Миша?

– Только если вы победите в борьбе без правил мою подругу Ольгу! – улыбнулся я Любе – Оля, это мой друг Леша Махров, ныне волею судьбы и умных правителей министр культуры. А это его жена Люба. Люба, Миша, это моя подруга, секретарь, переводчица и машинистка Оля.

– Здравствуйте! – улыбнулась Ольга, и Махров невольно присвистнул:

– Господи, вы с Варлей клонируетесь, что ли?! Вы с ней не близнецы, давно потерянные, а потом найденные?! Ну прямо-таки индийское кино!

– Мы даже не однофамильцы – улыбнулась Ольга – Она Варлей, а я Фишман. Проходите, пожалуйста.

– Сейчас. Только ботинки переоденем – кивнул Махров – Все-таки там весна! Кое-где грязновато! А тут, у тебя, на этом паркете…плюнуть некуда, чисто, как в трамвае! Хе хе хе…

Они переобулись – Люба надела туфли на высоком, но не очень высоком каблуке (видимо не привыкла в восьмисантиметровым «клювам»), Махров надел блестящие лакированные полуботинки, и через минуту они уже цокали «копытцами» по направлению к гостиной.

– Ооогоо…ну и хоромы! – протянул Махров – Люб, ты посмотри что делается! Вот как живут простые советские писатели, видала?! Миш, ну ты крут! Ладно, кто должен еще прийти кроме нас?

– Раневская, Уланова, Богословский – кивнул я – Можно сказать, уже тесная компания. Уланова у меня через стену живет, в соседней квартире. Раневская – над булочной.

– Мы, кстати, еще торт со сливками принесли. Свежайший! И шампанского! Ты конечно миллионер, но и мы не лыком шиты. Не нищие! Вообще, Миш, конечно – ты круто поднялся. Я ожидал, что поднимешься, но что бы ТАК! Пока никого нет, давай-ка обсудим с тобой экранизацию «Звереныша». Уверен, что ты уже обдумал, какого режиссера на него поставить, так говори, не стесняйся!

– Мне видится или Ричард Викторов, или Евгений Шерстобитов – подумав, выдал я.

– Шерстобитов – это тот, что «Туманность Андромеды»? Ну да, точно, он. А почему именно он? Из-за того, что снимал фантастику?

– Не только. Он еще и детские фильмы снимал. «Мальчиш-Кибальчиш», к примеру. И «Акваланги на дне». И еще кучу всяких фильмов. И он еще и сценарист.

– А Викторов? Он как в этой компании оказался?

– Есть у меня основания думать, что он справится – уклонился я от прямого ответа. Ну что я ему скажу? Что этот человек через год снимет «Москва-Кассиопея» и прославится? Что он умудрится снять фантастический фильм в Советском Союзе, не имея никаких на то никаких технических средств? Так снимет невесомость, что и космонавты не смогут отличить настоящую невесомость от той, что он изобразил в фильме!

Буду просто давить авторитетом, и все тут. Но прежде надо будет поговорить со обоими режиссерами – вдруг они еще и сами не захотят снимать мое кино?

– Викторов уже снимает – разочаровал меня Махров – Какую-то фантастику. Так что он занят, точно знаю. Остается только Шерстобитов. А почему ты не хочешь Тарковского? Величина! Глыбища!

– Не нравится мне эта глыбища – поморщился я – Ну что в нем такого глыбного? Мне драйв нужен, движуха, энергия! А у него только застой, созерцание да нытье. Я вообще не понимаю, чего вы так над Тарковским кудахтаете. Кстати, уверен, что скоро он свалит за границу. Нет, не скоро, но свалит. Кстати, виновата и наша власть – дали бы ему снимать нормально, он бы и не глядел в заграницу…наверное. Понимаешь…в чем его проблема, как мне кажется…вот, к примеру, я написал роман. Его собрались экранировать. Но появляется Тарковский, и говорит: а я вижу роман ВОТ ТАК! Я буду снимать не как в романе написано, а совсем иначе! Я художник, у меня свое видение! Ну как бы тебе объяснить...нарисовал я картину. Повесил на стену, и всем картина нравитс. И вдруг появляется человек, который заявляет: я вижу эту картину совсем по-другому! Берет краски, и…зарисовывает то, что МОЕ! То, что я нарисовал! И что тогда это? И зачем мне это? Если я соглашаюсь на съемки по моей книге, то сразу же это подразумевает, что сценарий пройдет через мое одобрение, как и актеры, играющие героев фильма. Кстати, насколько помню – Тарковский снимает свой Солярис, так что он все равно занят.

– Уже не занят. Фильм доснят, и тринадцатого мая будет представлен на Каннском кинофестивале. То есть фактически Тарковский свободен. Миш, а если тебе с ним поговорить? Может он и не гениальный режиссер, но то, что он у нас ЛУЧШИЙ – это бесспорно. Те, кого ты называешь, это детские кинорежиссеры, которые ничего кроме детских сказок не снимали. А у тебя эпическое полотно, где много насилия, крови, жестокости. Смогут ли эти режиссеры снять ТАКОЕ? Честно сказать – сомневаюсь.

– А финансирование? На «Солярис» было выделено миллион рублей. Ну что за фильм можно снять за миллион рублей? Короткометражку, что ли? Мне даже странно, что государство не понимает, насколько важно снять хороший, дорогой фильм, не хуже, чем в Голливуде! Почему они могут, а мы нет? Впору за свои деньги снимать. Но если я буду снимать за свои деньги – тогда зачем мне Тарковский? Приглашу голливудского режиссера с именем, да и все тут!