Евгений Щепетнов - 1972 Возвращение

– В курсе. И вот что, тебе нужен дельный человек на Гостелерадио. Выходи с предложением на Совет министров. Сейчас ведь Гостелерадио подчиняется министерству культуры?

– Номинально. Подчинили вроде бы как мне, а на самом деле председатель назначается оттуда, из Совета. Я могу только писать представление.

– Но вот и пиши. А я со своей стороны сделаю все, чтобы тебе помочь, поставить дельного человека.

– И кого? У тебя ведь уже есть кандидатура, так?

– Панкин. Главред «Комсомолки». Очень, очень дельный человек! Кстати, на доверии у Шелепина. Панкин перед вами у меня был, интервью брал. Он точно будет на пресс-конференции, найди его и поговори на эту тему. Поговорю. Кстати, а что с книгами? Когда следующая?

– Знаешь, Леш…меня так задрала эта текучка, что просто сил нет! Я не успеваю жить! Книги не пишу, только мотаюсь по государственным делам! Кстати, похвастаться хочу…мне ведь Ленинскую премию дают.

– Да ладно?! – Глаза Махрова едва не вывалились из орбит – За что?!

– Вот щас обидно было! Неужели не за что? – ухмыльнулся я – Маститый писатель, признанный мировым сообществом!

– Да нет…я не о том! – досадливо поморщился Махров – Я имел в виду: с какой мотивацией.

– За укрепление мира – пожал я плечами – Ну и за все про все. Потому что я хороший человек. Вручать будут двадцать второго апреля, как обычно.

– Представляю, как взвоет писательское сообщество! – ухмыльнулся Махров – Это же пауки в банке! Представляю, каких гадостей они про тебя наговорят! Кстати, а что за история в доме актера? Говорят, ты там кучу народа то ли поубивал, то ли отправил в больницу? Это правда? Или врут?

– Врут! Никаких куч не отправлял! И никого вообще не отправлял! Их скорая отправляла – хихикнул я, и пожал плечами – Случайно оказался в центре драки. Пришлось защищаться. И что я мог поделать? Пришлось их всех того…укладывать рядком.

– Мда…тут по всей Москве такие страсти рассказывают! Даже до меня дошло. Новый редактор, тот что за меня теперь в издательстве – он позвонил. Говорит, в Союзе Писателей шепчутся, тебя полощут.

– Слушай, а вообще – как это самое писательское сообщество отнеслось к тому, что я уехал в США и там добился кое-какого успеха? Как отреагировали?

– Ха! Как отреагировали?! Письма писали! Клеймили тебя позором! Каждый в отдельности и коллективные петиции. Что они не с тобой, что они тебя осуждают, и что твои книги дерьмо собачье, да еще и буржуазное. Только все странным образом гасло. Уходили письма вверх, и…никакого эффекта. Ни в газетах никаких статей, ни собраний коллективов с разоблачением тебя, подлеца. Уверен, тут без Комитета не обошлось. Это они гасили. Так что даже самый последний идиот понял, что задушить тебя не удастся. А ведь как им хотелось! На меня ведь тоже жалобы писали – мол зажимаю настоящих советских писателей, печатаю буржуазного наймита, предателя родины! То есть тебя. Меня вызвали наверх, я демонстрировал статистику, графики, выкладки, и оказывалось, что я печатаю всех, даже самое дерьмо, книги о соцсоревновании, или о пионерах, которые задерживают шпионов, вот только эффекта от этих правильных писателей никакого. Ты один делал кассу в несколько раз больше, чем все остальные авторы. Да еще и в валюте! А валюта стране – ох, как нужна! Вот это и спасло. А когда начались перемены, когда Брежнев умер – тогда вообще все пошло хорошо. Меня вызвали и предложили возглавить Минкульт. А я что, дурак – отказываться? Но я тебе уже об этом говорил, повторяться не буду.

Махров помолчал, и вдруг весело хлопнул по колену:

– А я ведь скоро к тебе перееду! Ха ха! Не таращься так, не в твою квартиру! В этот дом! Буду на десятом этаже жить, в трехкомнатной квартире. И правда – если уж министром поставили, так почему не взять себе то, что положено? Ведь правда же?

– Правда – улыбнулся я, и Махров снова расплылся в улыбке:

– Люба просто в восторге! Так что буду к тебе забегать, как только проголодаюсь! Хе хе… Мда…ну ты себе и гренадера взял в домработницы! Честно сказать я просто охренел! Илья Муромец, а не девка! Вот же уродятся такие! И в домработницы?! Да ей спортом надо заниматься, а не тарелками греметь!

– Военнослужащая на пенсии – приложил я палец к губам – После ранения. Только тсс!

– Понял! Молчу! – кивнул Махров, и поднялся – Поехал я. Там Люба заждалась, а время-то уже…ооо…ночь на дворе, а я все у тебя сижу! В общем, я тебе позвоню.

– Стой! – остановил я Махрова, уже сделавшего шаг к двери – Номер запиши.. Это автомобильный номер. Ко мне «волгу» прикрепили, так в ней «Алтай» стоит. У тебя небось такой же, в министерской машине. Не обещаю, что я всегда буду ездить на ней, но если что – звони.

– Ну да, надо же твой «кадиллак» выгулять! – усмехнулся Махров – Про твою тачку уже разговоры по Москве ходят! Мол, чья это белая колымага стоит в гараже высотки. Еще и кабриолет!

Я махнул рукой, мол – отстань! – написал номер на листе бумаги, оторвал полоску с написанным и сунул ее Махрову. Он прочитал, кивнул головой и сунул бумажонку в карман. А потом зашагал на выход. У дверей мы простились, пожав друг другу руки, и я опять удивился, какая крепкая у Махрова рука – бывший штангист!

Наконец, дверь за приятелем захлопнулась и я остался в квартире один. Если не считать двух женщин, все еще не выцарапавших друг другу глаза. И похоже, не собиравшихся выцарапывать. Я слышал, как они о чем-то говорят, слышал низкий голос Насти и высокий Ольги, но слов не различал. Но главное – интонация голосов была спокойной, а значит, убивать друг друга в ближайшее время не собираются.

Смеюсь, конечно. Ольга после моего внушения вряд ли покуситься на целостность кожных покровов Насти, а та вообще мне кажется спокойной, как танк. Сильные люди частенько очень спокойны и выдержаны – зачем им злиться, нервничать, нападать…это пускай мелкота всякая доказывает, что она достойна занимать свое место в этом мире. А сильному ничего доказывать не надо. Он сильный и есть. И это знает.

****

Я даже слегка взволновался, увидев знакомые места. Переделкино. Давно я тут не был… А воспоминания хорошие. Дом писателя, спокойная работа…тишина.

За палисадниками возятся люди, копаются в грядках. Не все здесь маститые писатели и артисты, есть просто дачники, которые и огурцы сажают, и картошку окучивают.

Нашу машину проводили внимательными взглядами, но не особо удивились – мало ли здесь черных волг ездит? Переделкино – это не просто деревня, это концентрация так сказать элиты интеллигенции страны! Тут давали дачи лучшим из лучших! С точки зрения советской власти лучшим…

Моя дача не представляла из себя ничего особенного – двухэтажное деревянное здание, слегка обветшалое, а кое-где, местами, и не слегка. Крыша из крашеного железа – краска кое-где облупилась и сквозь прорехи проглядывает ржавое железо. Фасад темного дерева, тоже с облупившейся краской, битый годами и дождями. Дома быстро приходят в негодность, если в них не живет человек. Они должны подпитываться его духом, его жизнью…ну и капитальный ремонт домам только в радость.