Владимир Бабкин - Император двух Империй

Все плохо. Они в ловушке и ловушка эта практически захлопнулась.

Что ж, он знал, когда шел во флот, что весьма вероятно ему придется сложить голову в каком-то морском сражении. Однако, это виделось ему как-то в более героической обстановке. А не в качестве прикованного к стенке Прометея, которому орел нагло и методично выклевывает печень.

Ничего. Они и в этой ситуации дадут бой и покажут, как умеют умирать немецкие моряки. Завтра утром он построит экипаж и обрисует положение. Вызовет добровольцев, а остальным предложит покинуть корабль. В последний бой пойдут лучшие сыны Германии.

Отблеск пламени неясным светом осветил бухту.

— Что там?

— Не могу знать, герр фрегаттен-капитан! Похоже пожар на каком-то складе!

— Так пошлите кого-нибудь на разведку!

— Яволь, герр фрегаттен-капитан!

Вахтенный отправился исполнять приказ.

КРЫМ. ДВОРЕЦ МЕЛЛАС. 6 (19) августа 1917 года.

— Ее Величество спит?

— Нет, Государь. Изволят быть в своем кабинете.

— Хм, понятно. Вот, что, Евстафий. Организуй-ка мне бутербродов там каких-нибудь. И чаю.

— Да, Государь. Сей же час все будет. Куда прикажете подать?

— В кабинет Ее Величества и подавай. Еще распорядись, чтобы и офицерам в штабе тоже кто-нибудь отнес. Им долго сидеть.

— Как прикажет Государь!

Дворец Меллас не настолько уж большой дом, чтобы до кабинета Императрицы пришлось идти долго.

— Привет, солнце.

Я чмокнул жену в губы и устало опустился в кресло напротив. Задаю глупый вопрос:

— Ты чего не спишь?

Маша неопределенно пожала плечами.

— Привет. Разбирала переданные графиней Менгден бумаги касающееся Ведомств Императрицы Марии, отвечала на корреспонденцию…

— Меня ждала?

Она не стала отрицать очевидное.

— Ну, да, и это тоже.

— Совершенно напрасно, любовь моя. Мой кутеж с офицерами мог затянуться и до утра. Ты же знаешь эти наши офицерские попойки!

Жена грустно улыбнулась:

— Да, уж, знаю я ваши кутежи и попойки. У тебя уже черные круги вокруг глаз. Который день света божьего не видишь, все сидишь в своем военном штабе.

Я разумно не стал отвечать ей как-то типа: «на себя посмотри», а постарался отшутиться:

— Что тут поделать, родная моя. Охота, балы и банкеты — главное развлечение монарха.

— А вот насчет твоего царственного румынского собрата я нисколько не сомневаюсь. Сегодня он принимал чуть-ли не парад победы в освобожденном русскими войсками Бухаресте. Уверена, что попойка там и сейчас в самом разгаре.

— Ну, солнце, ты несправедлива к царственному собрату Фердинанду, дай Бог ему всяческого здоровья и прочего в этих делах долголетия. Быть главнокомандующим Румынским фронтом Русской Императорской армии так утомительно.

— Особенно если учесть, что все за него делает генерал Щербачев, а в освобожденный Бухарест наш румынский монарх-полководец прибыл прямо из Москвы, из-за банкетного стола по случаю столь славной победы. Прибыл, даже не заезжая в свой штаб фронта. Впрочем, это все пустое. Ты голоден?

— Зверски! Но, я уже… А, вот и Евстафий, легок на помине!

Мой личный камердинер поставил поднос с «яствами» и обозначил поклон.

— Прошу простить, Государь, на кухне никого не было в этот час. Пришлось управляться самому. Чай и бутерброды, Ваше Величество. Прошу простить за толстые ломти.

— Самое оно сейчас то, Евстафий, самое то…

— Офицерам штаба уже понесли поднос.

— Благодарю.

Повинуясь моему жесту, мой начальник личной разведки тихо скрылся за дверью. Я же жадно вгрызся в безобразный по красоте и сочный по аппетитности бутерброд так, словно сбежал с голодного края. Лишь, спохватившись, предложил, сквозь жевание:

— Поешь… тут на нас обоих.

— Спасибо, мой любимый. Я уже ужинала.

Маша с улыбкой смотрела на меня. Вероятно, есть в коренной и глубинной женской натуре что-то такое, что заставляет получать удовольствие от того простого факта, что твой мужчина ест. Впрочем, мне трудно судить. Да и, честно говоря, совсем не до подобных философических размышлений. Я реально был зверски голоден.

Прожевав очередной кусок, спрашиваю:

— Что там твоя корреспонденция? Есть что-то интересное?

— Получила письмо от Георгия.

— О! Здорово! И что сын?

— Наш сын пишет, что они готовятся к переезду в Звездный городок, что погода в Москве испортилась и что он уже скучает. Написала ему, что мы тоже скучаем и прибудем в Звездный городок, как только позволят обстоятельства.

— Умница. Что еще?

— Получила письмо из Рима. Отец передает тебе самые теплые пожелания и свою уверенность в общей победе.

— Гм, передай моему царственному тестю мои самые искренние благодарности и те же уверенности в том же самом. Впрочем, ты и сама знаешь, как ответить и что передать, чтобы было красиво.

Царица усмехнулась.

— Разумеется, любимый, я отвечу и передам. Еще продолжают поступать поздравления с нашей свадьбой. Особенно приятно было получить поздравления от моего любимого 6-го полка из Парижа. Они такие молодцы! Я им отписала в ответ.

— Да, они действительно молодцы. Германец Париж так и не взял толком.

— Также пришло письмо от собрания студентов Императорского Московского университета. Просят наши Величества посетить их альма-матер.

— Да, мысль интересная. Только передай письмо генералу Климовичу, пусть готовит меры безопасности. Да и Имперское СБ пусть изучит вопрос — мало ли что. В этом году слишком часто нас с тобой пытались убить. Но встреча со студентами нужна.

— Согласна.

Решив не будить ее тягостные воспоминания, быстро уточняю:

— Что еще пишут?

— «Союз женщин Освобождения» просит меня стать Августейшим шефом организации… Впрочем, всяких иных дел и прошений слишком много, а ты устал, все это подождет. Отправляйся-ка ты, дорогой муж, спать.

— Нет-нет, я жду известий с юга.

— Известия мимо тебя не пройдут. Как-только что-то станет известно, тебя тут же найдут, уж поверь. Да и Евстафий знает, где ты сейчас. Так что вот тебе диван, вот тебе подушка и плед. Поспи хотя бы пару-тройку часов. Завтра ты будешь нужен миру со свежим умом. Победитель с опухшим от недосыпа лицом — моветон. Если что-то будет срочное, то тебя разбудят.

— А ты?

— Я пока еще немного посмотрю бумаги.

Упав на диван, я практически сразу отключился. Последнее, что я помню, это были мягкость пледа и ласковые слова моей Машеньки:

— Отдыхай, любимый…

ОСМАНСКАЯ ИМПЕРИЯ. БОСФОР. БУХТА СТЕНИЯ. КРЕЙСЕР «MIDILLI». 19 августа 1917 года.

Словно в ответ на огонь на берегу вспыхнуло пламя и на воде. Подняв бинокль Хиппель разглядел какое-то судно, на котором бурно разгорался пожар, да так быстро, что команда спешила сесть в шлюпку и поскорее покинуть обреченную посудину.