Евгений Красницкий - Так не строят!

– Избежим худа, Шкрябка! – Старшина от избытка чувств хватил кулаком по столу.

– Не бей по столу! – Гаркун неодобрительно покосился на Сучка. – То Велесова ладонь, хлеб с неё едим!

– Ты удумал чего или в сердцах брякнул? – Нил вопрошающе взглянул на своего старшину.

– Придумал! Вот те крест, яблоневка Серафимова помогла! – Сучок размашисто перекрестился.

– Так говори! – Гаркун решил брать быка за рога.

– Выкладывай, – поддержал его Нил.

– Значит так, други сердечные – тараканы запечные, – вдохновение охватило Сучка и попёрло наружу, как тесто из бадьи. – Перво-наперво ты, Гаркун, расскажешь мне, кто у вас откуда, чего делать умеет и, самое главное, кто среди односельчан старший.

– Ну?

– Хрен гну! Потом по селищам всех на артели разобьём и старших по твоему слову назначим, а вот эти артели уже к моим старшим мастерам в подмогу приставлять будем, где какая нужда. А артельных упредим, что не уследят за своими – боярыне вашей пожалуемся. Что ты там про висячий и стоячий давеча сказывал?

– Ха! – идея Гаркуну явно понравилась.

– Годится, старшой! – Нил одобрительно кивнул головой. – Слышь, Гаркун, ты узнай, кто в плотницком ремесле у вас порукастее или в кузнечном там. Из таких отдельные артели собрать надо, а старших пусть себе сами выберут.

– Дело говоришь, Шкрябка! – одобрил Сучок, – Гаркуш, узнаешь?

– Будь в надёже, узнаю. Ещё и с их вятшими переговорю.

– Добро! А тех, кто к мастерам не попадёт, под твою руку поставим. Им я сам буду через тебя указывать, что делать. Так что, Гаркуш, ты теперь тоже, считай, мастер! – Сучок перегнулся через стол и хлопнул новоиспечённого подручного по плечу, да так, что чуть не снёс его с лавки.

– Чтоб у тебя руки отсохли! От земли не видать, а колотишь, что наш кузнец! Не сваи, чай, забиваешь! – беззлобно ругнулся лесовик, возвращаясь в устойчивое положение. – Дело придумал! Давай, наливай по такому случаю!

– Погоди! Значит, согласны по-моему делать?

– Согласны! – хором ответили Нил и Гаркун.

– Тогда с вечера будем собираться и решать, какую артель на завтра куда ставить, чтоб утром сразу по работам идти.

– Сучок, а если заартачатся мои? – Гаркун почесал в затылке.

– А ты мне скажи, а я Демке Лисовину поведаю, он им враз яйца до пят вытянет и промеж ушей узлом завяжет. Он тут для того и приставлен, чтоб яйца того, значит.

– Это которому?

– Камидант который. Сопляк, а прирежет, как высморкается! Раз вставит, второго не понадобится! А он не справится, Лису и боярыне вашей скажем. Или дружка моего лепшего, Серафимушку попрошу ещё раз к нам наведаться – все его давеча видали? Вот он и побеседует. Ла-асково.

– Годится! – Гаркун улыбнулся настолько широко, что перестал походить на грача.

– А раз годится, подставляй чарку, птичка божия! И ты, Шкрябка, не зевай!

У Сучка, когда он затевал посиделки, и мысли не было напиться – хотел просто посидеть, побеседовать. Пьянке, когда, что называется, лыка не вяжут, на работе не место – это артельный старшина хорошо усвоил еще в отрочестве, а потому, хотя любил погулять от души, в крепости, среди рабочей недели, никогда такого не допустил бы. Меру, когда надо, он всегда знал. Но чёртово зелье, ранее не известное ни Сучку с Нилом, ни лесовику, сыграло с ними дурную шутку. Так что умеренно выпить не получилось – рубеж, когда надо остановиться, все трое не то что не заметили – проскочили, даже не вспоминая.

Постепенно пьянка переросла из стадии пития в стадию бития. Правда, пока только по столу. К чести стола, надо сказать, что удар он держал молодцом. Собеседники уже мало слушали друг друга, говорили одновременно, заплетающимися языками, стараясь перекричать соседа, и, для придания веса своим словам, то и дело впечатывали кулаки в стол. Словом, лыка мастера и их гость уже не вязали.

– Не, петь у вас не умеют! – Сучок сплюнул прилипшую к губе капустину. – И в Ратном не умеют! Только у нас в крепости! Артюха – ы-ы-ы! Тоже красоту понимать может! Чего лыбишься? Вона, как у него девки поют, чисто ангелы небесные! О как! Давеча в нужник шёл, услышал, так и забыл, куда собрался!

– Гыы, помню, как ты потом бежал, чтобы порты не измарать! – зашёлся в хохоте Нил. – Не поверишь, Гаркуш, скачками, что твой козёл!

– Ы-ы-ы, добёг?! – хрюкнул в ответ лесовик.

– Да ну вас, жеребцы стоялые! Я ж про песни! Ты слыхал, пень лесной, какие песни Артюха с Лисом сочиняют? То-то! А что ты слыхал? А там и про тебя есть!

– Про меня? А ну, спой!

– Погоди, сначала хряпнем! Шкрябка, наливай!

– Стол держите, вертится зараза! И чарки прыгают! Наливай ему, боярин нашёлся! – Нил двумя руками вцепился в жбан с брагой.

– Счас я их! – Сучок раздулся как жаба и гаркнул: – Сми-и-ирна!

– Етит твою! Действует! – Нил разлил брагу, ухитрившись почти не пролить. – Это что ж, тут так часто орут, что даже стол слушается? Дела-а-а!

– Да у вас тут всё не как у людей! – Гаркун схватился рукой за свой покрасневший от возлияний клюв. – Даже нос всё в стол воткнуться норовит! Только вы вроде не тронувшиеся. Ну, чтоб всё!

Выпили и опять принялись закусывать, правда, Нил сперва вместо закуски схватил Сучков кушак, лежавший на столе среди объедков.

– Ты про меня спеть обещал, что там ваш сопляк поющий сочинил. Давай пой! – Гаркун, оказывается, умел быть приставучим хуже банного листа.

– А не обидишься? – Сучок косо-вопросительно взглянул на собеседника.

– Какие меж своими обиды?! – Лесовик утробно икнул, перевесился через стол, облапил Сучка и полез целоваться, но не преуспел, а только окунул плотницкого старшину физиономией в миску с капустой.

– Пусти, лешак! Спою! – возвестил из капусты мастер.

– Кондраш, ты её ротом, ротом! – закатился Нил.

– Да иди на хрен! – Сучок наконец-то выбрался из овоща. – Счас спою!

– Это не про меня! Меня с беспортошных времён грачом кликали, – махнул рукой Гаркун.

– Нишкни! – шикнул на него Нил и присоединился к своему старшине.

Голоса плотников слились и окрепли, а по щеке Нила скатилась слеза, которую, впрочем, никто не заметил в горнице, освещённой одной-единственной лучиной.

Двое мужей пели неслыханную ранее песню, а третий, подперев кулаком щёку, слушал их.