Евгений Красницкий - Так не строят!

– Зрите, братья, есть здесь на земле кому на ваше место встать, и будет так вовеки! Нечем вам будет упрекнуть нас при встрече, клянёмся в том!

– Клянёмся! – повторили поединщики, а за ними и все остальные.

Филимон поклонился восходу, загасил факел, надел шапку и ни слова не говоря, двинулся к трапезной. За ним потянулись и остальные.

В горнице наставник велел всем наполнить чары и просто сказал:

– Вот теперь и на помин души выпить можно! Упокой, Господи, души воинов Петра, Виктора, Пахома и Алексия, живот свой на брани положивших!

Все молча выпили.

Утром Сучок проснулся от жуткого желания дышать, однако не тут-то было! У соплей, что оккупировали не только нос раба божьего Кондратия, но и все прилегающие к нему окрестности, имелось на этот счёт иное мнение…

Хватая ртом воздух, плотницкий старшина выскочил в сени и яростно высморкался с моста, с облегчением вздохнул полной грудью раз, другой… Третьего не получилось. Вместо вдоха вышел глоток. Сучок откашлялся, сплюнул, матюгнулся, вытерся рукавом и поплёлся обратно в горницу.

В горнице плотника встретил едва продравший глаза Бурей.

– Хрр, ты чаво, Кондрат? – Обозный старшина зевнул с риском порвать себе рот. – Скачешь тут ни свет ни заря?

– Простыл! – прогнусавил Сучок. – Сопли ручьём, зараза!

– Дык, лечиться надо! – прогудел Бурей. – От этого баня первое дело! А потом вмазать! Или сначала вмазать, а потом баня. Но вмазать всё равно надо!

– Ы? – Кондрат мучительно шарил глазами по горнице, ища, во что бы высморкаться – не на пол же в избе, в самом деле.

– Так значит, – обозный старшина твёрдо взял в свои руки руководство лечением. – Сейчас причастимся, простимся тут со всеми да в Ратное двинем. Я к сегодняшнему вечеру велел баню истопить. Опосля бани я тя, Кондраш, как следует лечить стану.

– Угу, – гнусаво согласился Сучок и опять выскочил в сени – сморкаться.

Пока плотницкий старшина страдал в сенях, Бурей развил кипучую деятельность, а именно добыл выпивку, закуску и относительно чистую тряпицу для дружка сердешного. У Сучка от признательности аж слеза навернулась:

– Спасибо тебе, Серафимушка, что б я без тебя делал, а? Ну, будем здравы!

Друзья опрокинули по чарке, потом по второй…

– Хорош! – велел Бурей. – Лечение, оно порядка требует!

Так и пошло по порядку: простились с Сучковыми артельными – приняли по маленькой, простились с наставниками – тоже не обошлось, Плава за стол усадила – сначала изругала, что прямо с утра начали, а потом и сама налила. Словом, к тому моменту, когда Бурей для облегчения душевного слегка побил несчастного Буську за то, что медленно запрягает, самочувствие у плотницкого старшины несколько улучшилось.

«А жить-то, Кондрат, всё же хорошо! Полегчало у меня на душе, ей-ей полегчало! Друзей не воротишь, это верно, но хоть проводили их по-людски… И бабам с детишками их в глаза смотреть тоже не мёд… Но всё равно жить теперь будем. Как люди!»

С такими мыслями Сучок отбыл в Ратное.

Бурей своё обещание сдержал и, как только прибыли в село, приступил к лечению с присущей ему мрачной основательностью. Перво-наперво дал разгон холопам, чтобы не расслаблялись, во вторую очередь развернул пришедшую за Кондратием Алёну: «Не видишь, простыл твой Кондрат, а у тебя баня не топлена! Сам полечу, всю сотню лечил и с ним справлюсь, давай отсюда, баба!», а в третью велел накрывать на стол.

Уже стемнело, когда из бани раздались вопли беспощадно истязаемого, то есть крепко паримого Сучка и довольный рык Бурея. Если бы кто-нибудь осмелился прокрасться на Буреево подворье и подслушать, то смог бы разобрать Сучковы стенания: «Хватит пару, ирод – на заду волосья трещат и кучерявятся!» и Буреевы отповеди в такт ударам веника: «Хрен с ним, с задом! Спереду не прижарилось? Ну и не ёрзай, хвороба!»

Домой в тот день Кондрат не попал. Алёна вышла было на крыльцо, но, услышав несущуюся с соседского подворья разухабистую песню, только махнула рукой и вернулась в дом.

Но это, как выяснилось, была только прелюдия. Основное действо развернулось утром или, скорее, днём. Сначала с Буреева подворья раздалось хриплое пение хозяина и гостя, потом шум спора, потом хлопнула дверь, затем рык Бурея и, наконец, нестройный хор дрожащих холопских голосов, пытающихся тянуть «Тебе Бога хвалим».

Такое богоугодное занятие обозный старшина затеял не просто от скуки – еще вчера по приезде узнали, что в селе ждут возвращения из похода Младшей стражи, а с ними, как доложил посыльный, прибывает новый поп, присланный из Турова взамен погибшего при нападении ляхов отца Михаила.

Ратнинские кумушки не знали, как им быть: то ли бежать смотреть, что там творится у Бурея, то ли проследить, зачем обормоты Корнеева примака Лёхи Рудного, оружные да с луками, прячутся по крышам. Бурей победил – зрелище, им предоставляемое, было куда более громким, ярким и неприличным.

– Не, Серафимушка, не понимают, пни стоеросовые! – Сучок развёл руками. – Ты, друг сердешный, святой жизни человек, даже староста, вон, церковный, а в пении не понимаешь! До Артюхи нашего тебе в этом деле, как до Киева вприсядку!

– Какого такого Артюхи? Сопляка что ль михайловского? – Бурей пренебрежительно махнул рукой.

– Ты, Серафимушка, рукой-то не маши! – плотницкий старшина подбоченился. – Сопляк-то он сопляк, но по песенной части дока! У него и пень запоёт!

– Да ну! – обозный старшина сплюнул.

– Вот те и ну! – не унимался мастер, – Я тоже немного умею!

– Вот и покажь! – хохотнул Бурей.

– А и покажу! – Сучок обернулся к холопам. – Глядите сюда! На руки! Левые на левую, правые на правую! Руку вверх тяну – громче орать, вниз – тише орать, совсем опустил – замолкни! Поняли?

Буреевы холопы, исполнявшие роль хора, сбились в кучу, как овцы.

– Поняли?! – рявкнул в свою очередь Бурей.

Холопы судорожно закивали головами.

– Начали! – Сучок взмахнул руками.

Холопы, кто в лес, кто по дрова, но громко затянули:

– Лутчее! – авторитетно заявил Бурей. – Хотя всё одно, как бараны блеют, тьфу!

– Дык, тяжеловато им, Серафимушка, божественное! – Сучок выпятил грудь, защищая своих певцов. – Кто ж так сразу? Сначала чего попроще надо!

– А чего попроще-то? Пущай это учат, а то поп новый едет! Кто не выучит – пришибу! – Бурей погрозил певцам кулаком. – А пока давай для лёгкости ещё дерябнем, Кондраш?

– Давай! – радостно согласился Сучок.

Так репетиция прерывалась несколько раз. Сизые от холода и страха хористы начали издавать уж нечто совсем невразумительное.

– Хрр, Кондраш, совсем бараны! – Бурей сплюнул. – Бей их не бей – чурки стоеросовые!