Макс Мах - Попаданец — лучшее (сборник)

Отвар со вкусом ягод и мяты провалился в желудок. И не успел Горыня подумать о том, что вместо мытья предпочел бы плотно перекусить, как вошедшие в комнату девицы подхватили его под руки и почти волоком отвели в комнату с каменными полами; раздев догола, молча стали споро намывать душистым мылом во всех местах.

Ошалевший от такого обращения Горыня только успел прикрыть глаза, когда ушат ледяной воды обдал его с головы до ног. Потом его обтерли полотенцами и так же быстро одели в подштанники, штаны, рубаху и, даже обернув ноги портянками, надели сапоги.

– Спасибо, красавицы. – Горыня благодарно кивнул девушкам. – И сам бы справился, но так и быстрее, и приятнее.

– Еще приятнее к ночи будет, коли к нам дорогу найдешь. – Черноглазая девица с толстой косой, доходившей почти до колен, улыбнулась, показав ровные белые зубки, и с коротким смешком удалилась вместе с подругами.

Когда Горыня вернулся в комнату, где лежал, там уже сидел Никифор. Окинув пациента долгим взглядом, он кивнул.

– Ну, хоть на человека похож. А то лежал такой, что краше в домовину кладут. Дай-ка я тебя посмотрю. Нахватал ты немало, но, твое счастье, Мокошь-матушка на тебе печать свою оставила. Я токмо пули вынул да раны стянул, как все заросло, словно и не было ничего. Сам-то как?

Горыня с наслаждением потянулся, разминая тело после долгого бездействия, и улыбнулся.

– Да как новый. Ничего не болит, не ноет… Как благодарить вас, Никифор Кондратьич?

– То пустое. – Волхв отмахнулся. – Воев поднимать – благое дело. Ты вон к бандитам сунулся не за ради благодарностей?

– Так я же быстрее, чем люди Гордея, быстрее, и стреляю лучше.

– А вот три пули поймал! – сварливо перебил его волхв.

– Сам дурак. – Горыня кивнул. – Перестал выстрелы считать. Забыл, что их только двенадцать. Вот и поплатился.

– Не кори себя. – Никифор улыбнулся. – Кто знает, как бы оно сложилось, если бы тати в тебя палить не начали. Про все позабыли, только тебя и выцеливали. Вот их и повязали всех. Ну, кроме двенадцати. – Волхв хищно усмехнулся. – А буде у тебя не двенадцать пуль, а поболе, так и вязать было бы некого. Но и так повязали почти с два десятка, да самого боярина взяли. Они как раз в тот ден убирали все следы. Перевозить хотели в Тверь. Но теперь Гордей в именинниках, да дознатчики, все живы – здоровы. Только пару воев сотни особой подранили, ну, так их уже небось вином в кабаке поят. Ты у меня самый тяжелый был. – Никифор хлопнул ладонью по колену. – Ладно. Давай потихоньку спускайся вниз. Там вещи твои да оружие. Сегодня переночуешь здесь, а завтра давай с утра в казармы Перуновой сотни. Там уже все за тебя обговорено.

– А я думал, так и оставят в Разбойном приказе. – Горыня улыбнулся.

– Так тебя сунули только проверить да посмотреть, что за человек. – Никифор хитро сверкнул глазами. – Да и не до тебя сейчас у дознатчиков. Две банды за день взяли. Теперь бумаги сколько испишут да человека из Москвы ждать будут. А в городе после таких случаев тихо да гладко с месяц, а то и два. Так что нечего тебе штаны там просиживать да девок лапать. В сотне всяк при деле будешь.

Казарма Перуновой сотни оказалась вполне уютным домом с отдельными комнатами, которые язык бы не повернулся назвать кельями. Широкие кровати с мягкими матрасами, мыльня, которую постоянно держали под парами, и даже собственный скверик, где можно было уединиться с девушками и женщинами Лекарского приказа.

Первым делом Горыню обмерили с головы до ног, сообщив, что доспех на него будет готов через неделю, а военный кафтан, выходной сюртук и попону для коня он должен пошить сам, но затраты ему компенсируют. Затем замерили калибр револьверов и вписали в особую книжечку для снабжения боеприпасами. Еще вручили личную пайцу воина Перуновой сотни и стальной браслет – оберег от кромешников. Правда, как говорили опытные воины, помогал тот оберег слабо, но Горыня посчитал, что лучше такая защита, чем никакой. Последним выдали форменный палаш, и, заставив расписаться в книге учета, отпустили с миром.

Кормили воинов сотни в трактире, стоявшем через дорогу. Там по предъявлении пайцы можно было получить обед, ужин или завтрак, а за небольшие деньги – спиртное и всякие дополнительные услуги, вроде пирогов в дорогу и напитков, разливаемых в большие литровые бутыли.

Понимая процесс «прописки», Горыня сам пошел и договорился с кабатчиком, чтобы тот «накрыл поляну», и вечером кабак гудел, принимая всех свободных от службы воинов. Скоро сюда же подтянулись дознатчики и другие воины медведевского гарнизона, квартировавшие на территории княжеского дворца, так что, несмотря на огромный зал, вмещавший больше ста человек, столы начали ставить уже во дворе трактира.

Дубыня, здоровяк, который участвовал в испытании, подошел к сидевшему за столом Горыне и, протянув здоровенную полуведерную кружку, кивнул:

– Давай, брате. Чтобы не таить зла да быть верным побратимом всем нам. – Он оглядел длинный стол, за которым сидели воины сотни. – Про подвиги твои дознатчики рассказали. И про то, что жизни многим из них спас. И то – добре. Сотня Перунова во всем особых статей, но главное, сотня – наша жизнь. Мы не отступаем без приказа князя или государя. Не бросаем своих, работаем, когда все отдыхают, и делаем то, что никто не сделает. – Дубыня протянул братину Горыне, и тот уже, наученный старшими товарищами, с поклоном принял ее и сделал первый глоток.

– Во здравие государя. – Оторвался и глотнул еще раз. – Во здравие князя, – и третий раз приложившись, поднял братину над головой. – Во здравие Перунова войска!

К себе в комнату Горыня попал уже по утро, а буквально через два часа его, как и всех воинов сотни, подняли на утреннюю тренировку. Тренировка не впечатлила ни самого Константина, ни тело, привыкшее к тяжелому крестьянскому труду. На следующее утро болели некоторые группы мышц, но в целом нагрузка не была запредельной. Удивил только пожилой китаец, обучавший воинов сотни бою без оружия и со случайными предметами. Ханьский воин был совсем не субтильным, а вполне крепким мужчиной высокого роста, с прекрасно развитой мускулатурой и движениями горного барса. Посмотрев на его учебные схватки, Горыня понял, что ловить в данном случае ему нечего, и, в свою очередь, постарался хотя бы проиграть достойно, что и было оценено мастером.

– Тии где училися? – произнес он, когда воины закончили работать и потянулись с площадки.

– Если скажу, что это не первая моя жизнь, вы удивитесь?

– Не очена сильно. – Ханец кивнул с серьезным выражением лица. – У тебя ниххонская школа. Есть немного у-и [20] У-и – старое название у-шу. и чего-то иссе. – Покази есе, как бьешь рукой… – Нет, не знаю такой техники. Будес у меня заниматься?