Дмитрий Зурков - Бешеный прапорщик [Весь цикл в одном томе] [СИ голимый, не вычитанный, но вроде законченный]

Проснулся внезапно от легкого толчка бойца, дежурившего на входе. После чего тот почти неслышным шепотом поведал, что старик вышел из дома и побрел куда-то в лес. И чтобы это значило?.. Побежал за гансами? Нет, не верится… Пошел куда-то по своим делам? А какие могут быть дела в начале первого ночи в лесу?.. Часовой добавляет, что перед этим в дверь дома кто-то тихонько скребся. М-да, все страньше и страньше… Значит, нужно сходить и проверить. Быстро вооружаюсь и пытаюсь как можно тише красться в темноте в направлении, которое показал боец, благо, луна светит достаточно ярко. Через несколько минут впереди в редколесье мигнул огонек, затем еще пару раз. Пробираюсь «на цыпочках» поближе и замираю. От сюрреалистической картины… Ну, блин, фэнтези отдыхает!

Посреди небольшой полянки полукругом расположилась стая волков. Один, видно, вожак, огромный, седой, почти белый в неярком свете ночного «светила» волчище сидит перед стариком и смотрит на него. В уме всплывает Акела из «Книги джунглей», такой же гордый и величественный. Мартьяныч в свою очередь тоже не сводит с него глаз. Немой диалог длится, кажется, целую вечность, потом рука человека касается головы зверюги, который, впрочем, не стал уворачиваться, и властным жестом простирается в направлении болотной тропки. Множественное, почти синхронное движение, – и стаи на поляне уже нет. Только пара качающихся веток указывает, что это была не галлюцинация…

В этот момент что-то, или кто-то легонько касается моего колена. Бл..!!!.. Так же и со страху помереть можно!.. Фуражка на голове, наверное, на целый сантиметр приподнимается от вставших дыбом волос, сердце ухает куда-то вниз, по направлению к пяткам… А снизу на меня смотрит, довольно ухмыляясь, Рыськина морда. И на ней ясно читается ехидный вопрос: «Чё, испужался? А вот нефиг подглядывать! Тоже мне, ниндзя по самоучителю нашелся тут».

– Ну, Воин, все рассмотрел, все понял? – с поляны доносится насмешливый голос старика. – Иди уж сюда, поговорим.

Всем все, оказывается, известно, и от кого же я прятался тогда?.. Хорошо, что темно, и моих пылающих ушей никто не видит. Выхожу на залитую мертвенно-белым светом полянку.

– Спросить ничего не желаешь?

– Мартьяныч, а… А… А что это было?.. – Вопрос очень «умный», но в голове других как-то не нашлось.

– А было то, что по вашу душу германцы заявились. По следу шли, видать опытные охотники. Остановились перед болотом, заночевать решили. Рыськины братья их учуяли и мне о том рассказали. А потом Сивого с семьей позвали…

– А… Сивый, – это вот тот волчище, с которым вы… Который рядом сидел?..

– Ага, он самый. Его стая у меня заместо армии своей собственной. – В голосе знахаря… (Да какого, нахрен, знахаря) Ведуна слышится гордость. – Я его давным давно еще щенком выхаживал… А Вот теперь отправил гостям незваным салазки позагибать. Через час уже никого поблизости не будет.

– Стая волков справится с вооруженными солдатами?.. Да их же перестреляют, и все!

– А будет в кого стрелять-то?.. Не впервой им. От ихнего воя людишки, бывало, и помирали на бегу, и память теряли.

– Это кого вы так гоняли жестоко? – Потихоньку начинает просыпаться любопытство. – За какие грехи такие?

– Ну, ходили тут всякие в разное время… Душегубы, браконьеры… Пару раз фуражиры Понятовского мародерничали… Пока не кончились.

Понятовский, Понятовский… Где-то я эту фамилию слышал… Да не может быть!.. Генерал Понятовский, польский кавалерийский корпус в составе армии Наполеона!.. Ну ни хрена ж себе!.. Это ж сколько деду лет получается?..

Ну, что, позанимался арифметикой? Голову не сломал?.. – Мартьяныч вдруг весь подбирается. – Слушай вот!

Со стороны болота доносится жуткий, проникающий в самые потаенные уголки души, звук волчьей песни. Внутри все обмирает, тело становится ватным, руки и ноги дервенеют и не слушаются. К первому волку присоединяются еще два, они вторыми голосами выводят Песнь Смерти. Первый «куплет» стихает, в ночной тишине раздается несколько беспорядочных выстрелов. Которые, как бы, служат сигналом для остальных волков. Набирая силу с самых низких басовых нот, и внезапно взмывая вверх к тускло-серебристой луне мощными обертонами, вступают с разных сторон уже шесть, или семь голосов. И в этой песне очень явственно слышится целая гамма эмоций: по настоящему звериная злоба к тем, кто нарушил покой леса, кровожадная беспощадность, готовность одним прыжком повалить противника и одним движением челюстей располосовать вражью глотку аж до позвоночника, угрюмое торжество хищника, знающего, что добыча от него не ускользнет, мстительная ярость и торжество…

Выстрелов больше не слышно, Песня Волков потихоньку удаляется, затихает. Старик резко поворачивается ко мне:

– Хотел что спросить?.. Иди, успокой своих. Скажи, что придешь к рассвету. – В голосе и следа не осталось от расслабленной насмешливости. Так не каждый генерал командовать может. Даже не командовать, а повелевать. – Иди!.. А потом в одно место с тобой пойдем! Если не побоишься…

Дюжина людей бежала по вечернему лесу. Опытные, ловкие, сильные, они бесшумно двигались по чащобе и редкая веточка колыхалась там, где только что мелькал зеленый мундир. Сюда они пришли незадолго перед закатом, остановились на берегу болотца, осторожно походили вокруг, внимательно рассматривая свежие следы. Затем старший велел устроить ночевку, и чужеземцы, выставив сторожей, заснули… Ненадолго… Пока королева ночи Луна не взошла в полную силу…

Теперь они ломились обратно сквозь цепкие заросли, норовившие уцепиться за одежду, хлестнуть в темноте по лицу, глазам, подставить подножку корневищем. А в спину чужакам бил леденящий душу волчий вой. Все эти люди в зеленых мундирах были опытными охотниками и отлично понимали смысл этой жуткой песни: «Смерть чужакам! Смерть осквернившим наш лес! Вы пришли на чужую землю, здесь же и умрете! Ваши трупы съедят земляные черви, а костями будут играть в логовах наши кутята! Сегодня мы устроим кровавый пир и ваши самки будут долго и безуспешно оплакивать вас, а ваши щенки подохнут от голода, потому, что некому будет принести им кусок мяса!..»

Если бы какой-нибудь человек оказался рядом с ними, то в неверном свете колдуньи-луны ему порой могло показаться, что это бегут не люди, а скелеты, обряженные в форму егерей кайзеровской армии. Застывшие мертвенно белые лица, оскаленные рты, пустые черные глазницы…

Выбежав на просеку, с которой они несколько часов назад начинали свой путь, егеря без сил повалились на землю, безуспешно пытаясь ощетиниться стволами винтовок, ходившими ходуном в трясущихся непослушных руках. Глотки с хрипом пытались впихнуть в легкие, пережигавшие кислород, прохладный ночной воздух. Сердца бешено колотились внутри клеток из ребер, пот заливал глаза… Последний отдаляющийся аккорд волчьей песни заставил их судорожно еще теснее прижаться друг к другу. Затем наступила тишина…