Дмитрий Зурков - Бешеный прапорщик [Весь цикл в одном томе] [СИ голимый, не вычитанный, но вроде законченный]

– Анатолий Николаевич, расскажите поподробней о своей команде. – Возвращаю разговор в нужное русло, когда Пепеляев снова пролезает через непривычную для него бронедверку. – Состав, вооружение, возможности.

– Извольте-с. Команда конных разведчиков. В строю сто двенадцать нижних чинов при одном офицере. Хотел подать рапорт о присвоении прапорщика Бондаренке, да Осип Кондратьич сам отказался. Говорит – не с моим свиным рылом в калашный ряд соваться. Но фельдфебель из него – лучше и не придумаешь. – Штабс-капитан мимолетно улыбается, затем снова становится серьезным. – Вооружение – драгунские винтовки, бебуты, унтера еще и при револьверах, у многих – самодельные засапожные ножи. Солдаты опытные, надежные, почти все – еще первого призыва, томичи… Кстати, Ваши земляки, Денис Анатольевич…

Только сейчас молнией в мозгу пролетает мысль, до этого затаённо копошившаяся где-то на задворках сознания!.. Пепеляев!.. Генерал Пепеляев, командир 42-го Сибирского стрелкового, затем комбриг 8-й Сибирской дивизии, принявшей полтора года назад на себя удар армии фон Белова под Лыком, и тем самым спасшей Северо-Западный фронт!.. И активный участник всех общественных веяний в Томске… А это, значит, его сын…

– Прошу простить великодушно, Анатолий Николаевич, подспудно что-то в голове крутилось, но дошло только сейчас. Как поживает Ваш отец? Воюет?

– Нет, папа еще год назад ушел в отставку по болезни. – В голосе собеседника звучат какие-то мягкие и почти домашние интонации. – Теперь дома пытается всеми способами помогать семьям ушедших на фронт…

Наш разговор прерывается сначала вежливым покашливанием, затем Хаймаев, обращаясь как бы в никуда, философски произносит:

– Таки нада бы доложить ихнему благородию, шо этии ухорезы-штурмовики со своими конями ужо прибыли. Так ведь Яшу никто и никогда не хочет слушать…

– Спасибо, считай, что доложил. – Отвечаю точно также в забортное пространство и затем приглашаю собеседника на свежий воздух. – Пойдемте, Анатолий Николаевич, познакомлю Вас с штабс-капитаном Дольским. Мне кажется, Вы очень быстро найдете с ним общий язык…

Полвосьмого утра. Между деревьями колышется изрядно поредевший клочковатый туман. Который, тем не менее, превращает бойцов, ведущих в поводу своих лошадок, в неясный тени, стоит им отойти буквально на пяток метров в сторону. Я ничем не отличаюсь от других и тихонько держу под уздцы спокойную мышастую кобылку, неприхотливо и ожидаемо названную за свою масть Мышкой, и выделенную мне в личное пользование. Подружились мы с ней быстро, как истинная леди, она была неравнодушна и к комплиментам, и к знакам внимания в виде морковки, подсоленной горбушки, расчесывания гривы и прочих маленьких радостей лошадиной жизни. А вообще мои отношения с этим четырехкопытным видом животных заметно улучшились после частых и длительных верховых прогулок под чутким руководством Михалыча, хотя в атаку всё же предпочтительней двигать на своих двоих. Это казак рождается, живет и умирает в седле, не то, что все мы остальные.

В пять утра возле штаба, едва наш студент включил свой аппарат, на связь вышел его брат, от имени Оладьина сообщивший, что первое задание успешно выполнено, и они приступают к следующему. Всё это стало понятно из выловленных в эфире условных сочетаний «ВН». Узнав новости, я быстренько прощаюсь с экипажем КШМ-ки, предварительно поставив всем персональные задачи, и с эскадроном Анатоля и командой пепеляевских разведчиков двигаемся на северо-запад, к железной дороге, откуда можно было, не засветившись, добраться до самых Барановичей. Как и предполагалось, цивилизованные гансы для своих даже очень срочных передвижений предпочитали всё-таки дороги, поэтому мы незаметно подобраемся почти вплотную к конечной цели путешествия. Хотя наша «незримость» была понятием относительным. Когда отряд на рысях втягивается в очередную рощицу, его обитатели уже не спят и приветствуют гостей негромким птичьим щебетом. Особенно рада нашему появлению одна очень умная птичка. Которая несколько раз чирикает неразличимый для непосвященных сигнал «Свои». Пепеляевские разведчики во главе с командиром разевают рты от удивления, когда я поднимаю руку, командуя «Стой», затем по-птичьи свищу в ответ. И когда после всей этой прелюдии там, где только что было безлюдно, с земли поднимаются две фигуры в лохматках, а сзади с дерева бесшумно спрыгивает их товарищ… А вот это правильно! Козырять и вырабатывать командный голос будем дома, на базе, на плацу. Сейчас немного условия не позволяют. Старший группы, увидев незнакомцев, подходит поближе и имитирует отдание чести, поправив капюшон.

– Ну, как дела, Василь? Давай вкратце, мы торопимся. – Узнаю в тусклом свете пасмурного неба одного из унтеров.

– Здравия желаю, Командир. – Разведчик, секунду подумав, скидывает капюшон с головы. – Сначала поручик Оладьин нас в прикрытие тем, кто переправы держит, послал. Когда гансы попытались сходу через речку перебраться, наши их хорошо так, плотненько причесали. Ну, и мы с флангу соли под хвост сыпанули. Все, как приказано, как только кто из немчуры пытается чё то там орать-командовать, тут же мертвым валится. Не сдюжили они, так же быстро назад скатились… А Сергей Дмитрич все свободные пятерки собрал потом и это… как его… Ага-сь, в веерную атаку бросил. Колонны тормозить немецкие. Тут недалече, в двух верстах, просека проходит, мы на ней роту гансов и прижали. Семь тушек завалили, гауптмана, обер-лейтенанта, фельдфебеля и троих унтер-офицеров…

– И что, за вами никто не гнался? – Спрашиваю больше для вида и для «гостей», заранее зная, каков будет ответ.

– Ну, почему, погнались. До первых растяжек. Потом собрали своих «двухсотых»-«трехсотых» и передумали бежать дальше.

– Добро, а где остальные?

– Туточки недалече, шагов четыреста большак проходит, там мои «птенцы» сидят, Иволгин, да Скворцов. Как что интересное увидят, – чирикнут.

– Ну, лады, воюйте тут, а мы дальше по железке пошли.

– Эт в Барановичи-то, к черту в зубы? – Разведчик оглядывает нашу компанию и весело скалится. – Хотя неизвестно, кто еще позубастей будет…

Едва дождавшись, пока отъедем от места встречи и «призраки» скроются в зелени, Пепеляев подгоняет своего коня и пристраивается сбоку.

– Денис Анатольевич, Вы на каком языке сейчас разговаривали? – Штабс-капитан весело улыбается, предлагая оценить шутку. – Сделайте милость, объясните, что такое «двухсотые», «трехсотые» и «растяжка».

– «Двухсотые», Анатолий Николаевич, на нашем языке – убитые, «трехсотые» – раненые, а «растяжка» – это граната, закрепленная где-нибудь в невидимом месте с протянутой невысоко над землей жилкой от телефонного провода. От ветки, например, к чеке с почти вытащенными усиками. В траве практически незаметна, но один неосторожный шаг – и через пару секунд взрыв. Очень полезна, чтобы притормозить погоню.