Дмитрий Зурков - Бешеный прапорщик [Весь цикл в одном томе] [СИ голимый, не вычитанный, но вроде законченный]

– Господин капитан, по-моему, это бесполезно. Оставьте этого бедолагу…

Вызванный конвой уводит очередного уроженца Белфастщины в камеру, а подполковник вдруг вспоминает:

– Ну-с, Денис Анатольевич, каковы впечатления?

– Очень хочется всех этих заламаншских и заокеанских радетелей о благе России обнять крепко-крепко. И держать так, пока не посинеют необратимо… Они же, твари, прейскурант сделали на убийство офицеров. Роялти – в зависимости от чина! И рода войск, мореманы идут с коэффициентом "полтора"!..

– Что ж Вы хотите? Ваша фраза, кажется, "Бизнес, ничего личного"… Денис Анатольевич, чуть не забыл! Его высокопревосходительство просил показать Вам одного арестанта. Интересно излагает, однако. Причём, полиграф гарантирует честные ответы… Заодно кое-что и про офицеров понятней станет…

Минут через семь в кабинет доставляют невысокого унтера. Утиный нос, затравленный взгляд, голова инстинктивно вжата в плечи…

– Вот, Денис Анатольевич, полюбуйтесь на красавца. – Бессонов театрально простирает руку в сторону арестанта. – Взят с оружием в руках при попытке захватить Финляндский вокзал. Помимо всего прочего обвиняется в убийстве своего ротного командира штабс-капитана Лашкевича.

– Ты кто таков будешь, красавец? – Пытаюсь завязать знакомство.

– Лейб-гвардии Волынского полку унтер-офицер Тимофей Кирпичников… – В голосе сквозит тоскливая и безнадёжная усталость.

– Ну, рассказывай, унтер-офицер.

– А чё рассказывать-то? Я уже всё порассказал.

– Господину капитану интересно, как на Знаменской дело было. – Приходит на помощь Бессонов.

– Ну, известно как. Выставили нас на площади этой, штоб мы шествия не пропускали. Так и стояли, не жрамши, не пимши, с семи утра до часу ночи… Сначала бабы шли, кричали "Солдатики, родные, не стреляйте!". Я тогда к Лашкевичу подошёл, говорю, мол, за хлебом же идут, чего стрелять-то. Он тогда ешо трезвый был, разрешил пропустить. Так и прошли они… А потом другие шли, в тех уже стрелять было приказано. А Лашкевич, да прапорщики наши, Воронцов-Вельяминов, да Ткачура кажную четверть часа в гостиницу бегали. Говорили, што, мол чаю попить. Тока водку оне там пили, по запаху слышно было… А пока оне грелися, я солдатам говорил, што, дескать, погибель со всех сторон. Будем стрелять – беда, не будем – тож беда, под суд пойдём. А потом решили целиться поверх людей. Тока не помогло это. Када залп дали, толпа вся не побегла, часть к парадным и воротам жаться начала. Воронцов снова командовал стрелять, а опосля, видя, што мы не попадаем, отобрал у Слескаухова винтовку и сам начал стрелять. Барышню ранил, в коленку попал ей, господина какого-то сбил на мостовую, потом дострелить хотел, всего троих убил и двоих ранил. Потом Ткачура прибёг, тож винтовку взял. Девчонку какую-то ранил, в бабку стрелял…

– Ну как Вам, Денис Анатольевич? – Бессонов вопросительно смотрит на меня.

– Очень интересно… Благородий этих нашли?

– Пока – нет, скрываются. Но волнения прекратились, должны вернуться в батальон. По ним Особый трибунал будет работать. Скорее всего – отправят, как Вы говорите, "груз двести" до ближайшего кладбища.

– Груз двести – это про своих, а тут… В общем, понял.

– А теперь самое интересное… Рассказывай, как Лашкевича убил. – Подполковник вновь обращается к Кирпичникову.

– … Не я это… – Унтер сразу становится угрюмее. – … Када в казарму вернулись, все роптали, как это можно офицерам в баб, да стариков стрелять. Спать не ложились, думали-гадали, что назавтрева делать будем… А в роте у нас человек десять активных было… Ну, которые про политику говорили. От двое из них и привели его…

– Кого?

– Агитатора. Тож в шинели, штоб спрятаться удобнее было. До утра просидели, он всё нас уговаривал к демонстрантам присоединяться, штоб вместях, значит, быть. А утром на построении Лашкевич прибежал, скомандовал, штоб сызнова готовились и патронов поболе взяли. А мы и отказались идтить… Лашкевич из казармы выскочил, за подмогой побежал, да этый финн…

– Какой финн? – сразу интересуюсь, слишком часто о них слышу за последнее время.

– Да агитатор этый… Винтовку схватил и выстрелил из окошка. Сразу в затылок попал…

– С Литейного моста "пленных" недавно пригнали, среди них один финн есть. – Сообщаю новость Бессонову.

– У нас их уже четверо, всех ему показывали, пока что не признал. Покажем и новенького. – Успокаивает меня подполковник и обращается к арестанту. – А что ж ты убийцей назвался?

– Так я там самый старший был. Окромя их благородий…

– Вот так вот, Денис Анатольевич. – Бессонов дождался, когда уведут Кирпичникова. – Офицеры гвардии!.. Краса и цвет!.. Пусть даже ускоренных выпусков… Ночью все кошки серы. Будем разбираться…

Далее разговор не продолжился ввиду того, что одновременно со стуком в дверь появляется "Иван в квадрате", один из моих "призраков", прозванный так из-за ширины плеч, комплекции а-ля Поддубный и отчества "Иванович":

– Командир!.. Виноват, Вашскородие, дозвольте обратиться к батальонному!..

– Уже обратился. Продолжай. – Улыбается Бессонов.

– Его выскородие полковник Бойко к себе требует. Говорит – срочно…

Лицо непроницаемое, но в глазах чёртики прыгают. По тревоге так не оповещают, следовательно, сюрприз из приятных. Но срочно – значит срочно. Быстренько прощаюсь с подполковником, оставляя ему дальнейшие поиски ответа на вопрос "Who is who?" среди пойманных борцов за справедливость, и тороплюсь в штаб.

Захожу в кабинет, Валерий Антонович внимательно слушает кого-то, сидящего спиной ко мне… Нет! Не кого-то!.. А Его благородие хорунжий… Опаньки! И даже не хорунжий, а уже сотник Григорий Михайлович Митяев!..

Правые ладони встречаются со звуком почти пушечного выстрела, а потом мы с Гришей начинаем, довольно урча, тискать друг друга в объятиях.

– Ну-с, господа офицеры, вы тут пообщайтесь, только прошу мебель не ломать, а я пойду узнаю, что нового на телеграфе. – Валерий Антонович деликатно оставляет нас одних.

– Ну, здравствуй, Гриш! – Заканчиваю "поединок" ничьёй.

– Здоров будь, Денис! Давненько ж мы не виделись!.. – Михалыч довольно улыбается. – Навроде, в Первопрестольной рядышком квартировали, а не вырваться никак было… Как вы тут справились?

– Нормально. Только я самое интересное пропустил…

– Не, ну ничего себе, – пропустил! А Царское Село на уши кто поставил? – Митяев давно уже взял на вооружение мои словечки. – А главарей этих кто пеленал? Это называется – пропустил?.. Помнишь, ты как-то рассказывал про нонешнего кайзера, што он во все дела лез по делу и не по делу? Как ты там говорил?

– Он хотел быть младенцем на всех крестинах, невестой на всех свадьбах и покойником на всех похоронах. – Отвечаю по памяти вычитанное когда-то у Пикуля.