Александр Михайловский - Ясный новый мир [litres]

Я тяжело вздохнул. Как я и предполагал, политики решили сделать из меня козла отпущения. Ведь условия мира, предложенные нам бошами, будут невыгодными для нас. Что-то придется уступить тевтонам, не говоря уже о том, что мы вряд ли что-то сумеем приобрести. Человек, заключивший такой позорный мирный договор, вряд ли стяжает лавры спасителя нации. Скорее всего, его назовут предателем.

Но ведь я могу и не согласиться с предложением Клемансо. В таком случае меня наверняка отправят в отставку. Интересно, кто тогда возглавит французскую армию? И не будет ли мой преемник слишком послушным исполнителем воли политиканов?

А может быть, я выиграю, согласившись на предложение Клемансо? Если я буду яростно отстаивать во время переговоров интересы Франции, всячески затягивать время, дав стране перевести дух и собраться с силами, после чего пригрожу бошам снова начать боевые действия, если они не умерят свои аппетиты… Может быть, стоит установить контакты с Россией? Влияние этой страны на события, происходящие в Европе, огромно, и было бы неосмотрительно не использовать это влияние. Ведь Францию и Россию в свое время связывали союзнические отношения. Если бы не происки этой интриганки Британии, возможно, что мы смогли бы разбить Германию, и сейчас бы переговоры о мире шли при совсем иной конфигурации на фронтах. К тому же Россия должна не забывать, что в противовес чрезмерно усилившейся Германии на другом конце Европы следует иметь сильного союзника. Политика – искусство возможного. И потому надо использовать все возможности, чтобы спасти нашу милую Францию.

– Хорошо, господа, я согласен. – Услышав эти слова, Клемансо и Пуанкаре непроизвольно облегченно вздохнули и заулыбались. – Я готов выехать в Гаагу, чтобы начать там переговоры с представителями Германии. Но одновременно я бы хотел отправить наших эмиссаров в Петроград, чтобы попытаться восстановить вконец испорченные отношения с новым российским правительством. Надо покончить с этой проклятой войной. Франции нужен мир…

19 ноября 1918 года.

Петроград. Морской порт.

Член Екатеринославского губернского Совета

Нестор Иванович Махно

Холодный пронизывающий ветер нес ледяное дыхание Арктики, а также заряды снежной крупы, которую он горстями бросал в лица прохожих. Нева и Финский залив еще не встали, и по воде плыло ледяное «сало». Но там, где снег падал на берег или на уже появившийся у берега лед, наросли небольшие сугробы. Несмотря на всю эту снежно-ледяную вакханалию, людям, собравшимся сегодня на причалах Морского порта у пришвартованных больших десантных кораблей, было жарко. Лихо наигрывали гармошки, над портом звучало «Яблочко» и «Цыпленок жареный…», хлопцы отплясывали гопак и «Барыню». Анархисты уходили на Гражданскую войну… в далекую Мексику.

Чуть поодаль в бездонные трюмы транспорта «Колхида» грузились трехдюймовые пушки, зарядные ящики, а также трехдюймовые шрапнельные выстрелы французского производства, которых на складах после окончания Империалистической войны было, что называется, хоть задницей ешь [20] Выдающийся советский артиллерийский конструктор В. Г. Грабин в своей книге «Оружие победы» писал, что на испытания пушки Ф-22 в 1938 году ему выделяли снаряды из этой самой «французской» партии, которых на складах было действительно очень много. А ведь к тому моменту уже прошла Гражданская война (которой в этой истории не было), а за ней пятнадцать лет мирной жизни, когда для различных стрельб и учений со складов брались как раз снаряды «военных» партий, доставшихся РККА в наследство от Императорской армии. К концу тридцатых к боевому применению эти снаряды уже не годились, часть из них не давали разрыва, а у части при выстреле раздувало гильзу, и ее приходилось выколачивать через ствол «экстрактором», сделанным из очищенного от ветвей ствола молоденькой сосенки. . На просторах Мексики, где противники вели войну небольшими подвижными отрядами, русская «коса смерти» [21] «Коса смерти» – прозвище трехдюймовки образца 1902 года в германской армии. Когда опытные расчеты и офицеры, командующие стрельбой, знают свое дело, нет ничего страшнее для открыто расположенной живой силы противника, чем шрапнельный обстрел. должна была еще раз показать себя во всей красе.

В трюмах БДКашек из массивных деревянных брусьев были сколочены денники, куда по опущенным носовым аппарелям заводили гнедых, вороных и пегих коней, а в проходы между денниками закатывали тачанки. Пройдет еще неделя или десять дней – эти четыре БДК, ткнувшись носами в берег в окрестностях мексиканского порта Веракрус, вывалят наружу свистящие и улюлюкающие конные отряды, которые должны будут обеспечить захват порта, необходимого для выгрузки тяжелого вооружения. И вот тогда мексиканские помещики и капиталисты, а также американские интервенты узнают, что такое команданте Махно и настоящая революционная ярость мамы-анархии.

Но это будет потом, а пока три человека стоят и тихо беседуют в стороне от основной массы отбывающих в Мексику добровольцев. Это Нестор Махно и Семен Каретник, за время пребывания в Петрограде отпустившие пышные «латиноамериканские» усы и ставшие похожими на настоящих кабальеро, а также майор Османов, усы у которого были изначально черные и густые, но только не столь пышные, как принято носить в Мексике.

Товарищ Османов тоже направляется в Мексику вместе с группой специалистов, перед которыми была поставлена задача – превратить разрозненные отряды мексиканских повстанцев в регулярную революционную армию, не допустить возвращения к власти помещиков и капиталистов, неважно, посредством задуривания невежественного народа на выборах или военным путем. Еще эти специалисты должны были обеспечить быстрое и беспрепятственное переселение в мир иной мексиканских генералов, поскольку те, как гласит история, тоже не чурались обмана, подлога и убийства своих политических противников. Но все это еще было впереди, а пока беседа шла вокруг разных околомексиканских вопросов.

– Вот ты скажи, товарищ Османов, – допытывался у майора Семен Каретник, – что за люди такие мексиканцы, и с чем их едят.

– Обыкновенные люди, – с улыбкой отвечал Османов, – крестьянствуют, землю пашут, кто на своей земле, кто на помещичьей – арендатором или батраком. Правду ищут, как все, а когда их притесняют, то восстают на притеснителей с оружием в руках. Сейчас в Мексике два революционных вождя. На юге и в центре страны – это выходец из семьи бедных крестьян Эмилиано Сапата, а на севере, там, где граница с Америкой – Панча Вилья, сын батрака и повстанец со стажем. Когда ему было шестнадцать лет, то помещичий сын изнасиловал его старшую сестру. В ответ Вилья купил револьвер, застрелил отца насильника и убежал в горы, где позже присоединился к местным повстанцам.