Вадим Мархасин - Когда-нибудь мы будем вместе

— После референдума первого декабря, за вашей спиной, втихаря, своим указом, Кравчук распространил юрисдикцию Украины над вооруженными силами СССР на всей своей территории. Отдайте приказ, пока вы еще главнокомандующий, на вывоз ядерного оружия, передислокацию всех стратегических бомбардировщиков и ракетоносителей на территорию РСФСР.

— Ладно, подумаю, — буркнул Горбачев, — но ничего обещать не буду.

Вот так всегда, одни слова и никаких действий, опять ты поспешил, на всякий случай уйти от ответственности, даже уйти достойно не можешь. Эх Горбачев, Горбачев, пы-ры-зы-дэнт!

Возле кабинета Горбачева меня дожидались Илюшин и Коржаков. Не успел я выйти, как Илюшин подскочил и требовательно спросил: — ну как прошла беседа, я не успел вам тезисы набросать, все так спонтанно получилось!

— Все, все, успокойся, — снисходительно обронил я, — будем считать, что плюралистически пришли к концессусу. Устал я как собака, поехали Александр, — обратился я к Коржакову, — куда-нибудь поедим и выпьем, а потом домой, в люлю.

***

На какой ты звезде сейчас, где ты,

И зачем тогда и к кому ты ушла в небо

тебя рядом нет, и со мною сейчас не ты,

когда я умру, к твоему я приду свету

Я таращился в темноту ускользающим сознанием, в тщетной попытке понять – кто я и где. Какая-то мысль, не давала раствориться в этой успокаивающей тьме, заставляла снова и снова работать сознание, растворяющееся в этой бесконечности ничего.

Где я? Кто я? Где верх? Где низ? Что такое верх и низ? Вязкое ничто расслабляло, мысль, не успев зародиться, терялась и только две строчки, как молитва, удерживали от саморазрушения.

— Я тебя……….. никогда не забуду, Я тебя……….. никогда……….. не………. увижу! Я тебя, — выплетал я кружева смысла, выхватывая из темноты слово за словом. Яркой вспышкой всплывали не связанные слова и понятия. Сжав зубы…. Какие зубы? Что такое зубы? — Я тебя никогда! —Выкрикнул я опять.

— Хм… любопытный экземпляр! Смотри, как держится, — блеснула яркая как-будто наведенная со стороны мысль, — а попробуй-ка, есть работка, для таких настойчивых!

Молнией выстрелила сверкающая дорога. И непонятная сила властно потянула меня вдаль. Все быстрее, быстрее, ускорение нарастало так, что дорога слилась в яркую полосу, вбирающую все вокруг, в том числе и меня. От головокружения я окончательно растворился в ярком свете.

— Попробуй… прожить жизнь не впустую, по делам твоим и отмерено тебе будет, — напутствовал на краю сознания затихающий голос.

***

Я резко проснулся, испарина усеяла лицо, сердце забилось как заполошное. Не открывая глаз, я пытался успокоиться и вспомнить ускользающий сон. Но, как обычно бывает со сна, всплывали в сознании только какие-то несвязные обрывки и одно ключевое слово — попробуй. Чего попробовать, для чего пробовать, уже не ясно. С каждой секундой сон ускользал, я вновь отчаянно пытался вспомнить, зацепить тающее воспоминание, но все бесполезно! Потихоньку пульс пришел в норму и я, не открывая глаза, опустил руку, пытаясь нащупать на полу свой телефон. Хотелось понять, сколько времени и не пора ли вставать на работу. Сотовый телефон с установленным будильником должен лежать рядом на полу, чтобы можно было быстро отключить сигнал. Но сколько я не пытался нащупать телефон, в руку попалась только какая-то дурацкая тапка с помпоном.

"Что за хрень такая сотовый телефон и как он соотносится с будильником?" — посетила просыпающееся сознание здравая мысль. Приснится же такое — телефон на полу в виде будильника!

Подсознательно почувствовав какое-то несоответствие обыденной действительности моим ожиданиям, я резко открыл глаза и приподнялся, опираясь на локоть.

Сквозь щель плотно задернутых темных гардин, глядя на которые у меня не возникло никаких ассоциаций, пробивался свет уличных фонарей, освещая повернутое ко мне лицо лежащей рядом незнакомой женщины. В неярком лунном свете лицо женщины с глубокими резкими тенями показалось неживым, как искусственная маска. От испуга я резко сел и, встав с кровати, подошел к окну. Отодвинув штору, я не понимающим взглядом уставился на вид из окна. Глазам предстал незнакомый двор и широкий проспект, ярко освещенный уличными фонарями, буквально в пятидесяти метрах от дома. Где я вообще и как здесь оказался? Переведя взгляд на левую руку, судорожно сжавшую шторину, я только чудом не вскрикнул. Чувствуя, как зашевелились волосы на руках от заполняющего меня ужаса, я бездумно опустился на пол.

"Не я! Рука не моя!"

Какое-то дежавю. О, вчера я эту руку уже видел, черт голова… кружится и во рту нагадили супостаты. Поймать бы их…

Такой грабли, да еще и без двух пальцев, у меня отродясь не было, начала долбить в голову паническая мысль. Но вчера-то точно видел и даже не сильно удивлялся? Пить надо меньше, самокритично высказалась паранойя.

Второй рукой ощупав грудь и лицо и все до чего дотянулся, убедился что нахожусь в рыхлом теле солидно за…….. хрен знает сколько. Только сейчас услышал как бы со стороны свое тяжелое, с присвистом дыхание.

Так успокоиться! Надо понять кто я и где я.

Сердце опять начало набирать обороты, а кто Я? В голове застучали тамтамы, все мысли как будто выдуло из бестолковки. Кто я —не помню, что со мной произошло не помню, как оказался здесь и где здесь не помню! Но, что тело не мое уверен? "Даст ист фантастиш!" Нервно пробило на тихий смех. Здесь помню, здесь не помню, откуда фраза тоже не помню!

Бездумно просидев на полу минут …….дцать, скомандовал себе встать. С трудом поднявшись — отсидел ногу, я, грузно покачиваясь, стараясь не разбудить женщину, пошел к выходу из комнаты.

Дверь была открыта и взгляду предстала большая гостиная, освещенная светящимися настенными часами, в которой было еще две двери, и просматривался выход в коридор.

Надо найти кухню, там хоть можно посидеть и подумать решил я, выходя в коридор. О! туалет, проходя мимо, я рассмотрел на одной двери писающего мальчика. Пошлятина, хотя….. уверен, вижу этипластмассовые фигурки не первый раз!

— То, что доктор прописал! — включив свет, я зашел в шикарный санузел, отделанный, наверное, итальянским кафелем, дорогим даже на вид и уперся взглядом в большое зеркало, висящее над роскошной столешницей умывального стола, под камень.

— Ну и ….! — на меня смотрел мордатый, с помятой харей, и крутым зачесом, смутно знакомый мужик, — вспомнил! Я же недавно брил эту харю, так я что… Ельцин?

— Не может быть, — как мантру повторял я вновь и вновь, сидя за обеденным столом в кухне, непонятно как в ней очутившись. Воспоминания двух прошедших, суматошных дней прорвали плотину алкогольной амнезии, но события ранее вечера седьмого декабря упорно отказывались проясняться.