Роман Злотников - Война [litres]

Но ведь в иных реальностях ракеты были сделаны. И никакой проблемы с жаропрочными сплавами не было? Иначе бы в материалах, представленных «потомком», про неё упоминалось бы. Почему она сейчас-то вылезла? Хм-м… может быть, дело было в том, что во всех предыдущих реальностях межконтинентальной ракетой занялись уже после войны. То есть тогда, когда советские учёные и конструкторы получили доступ ко всем материалам немецкой ракетной программы. И вполне могло быть, что необходимый материал (ну или некую ключевую добавку к уже имеющемуся) смогли сделать немцы. Вполне рабочая гипотеза… Тогда где ещё мы можем поискать?

Сталин развернулся к Фрунзе.

– А что, если нам запросить материалы по жаропрочным сплавам у союзников? Возможно, у них получится отыскать что-то, что если не полностью нам подойдёт, то позволит хотя бы снять остроту проблемы.

Фрунзе согласно кивнул.

– Хорошо. Я подумаю, как это обосновать.

– Возможно, стоит подумать об отходе от пакетной схемы, – робко предложил Королёв. Сталин улыбнулся.

– Что ж, подумайте. Но работу над пакетной схемой не прекращайте. Даже если другая схема окажется лучше с военной точки зрения, пакетная, как я представляю, будет гораздо более выгодной для вопросов исследования околоземного пространства…

Королёв едва не задохнулся от восторга. Нет, он чётко осознавал, что основные усилия необходимо сосредоточить именно на военной тематике. Особенно сейчас, во время войны. Но мечта была иной. Космос…

Когда за руководителем советского ракетного проекта закрылась дверь кабинета, Сталин вернулся за стол и задал Фрунзе вопрос:

– Что там с Руром, определились с общим итогом?

Тот покачал головой.

– Всё ещё не до конца. Очень сложно работать. Немцы стянули в тот район очень большие силы ПВО. Так что прорваться в район удаётся, дай бог, одному самолёту-разведчику из десятка… Но уже и так ясно, что итог впечатляющий. Все шесть плотин, которые были целями ударов, разрушены. Так что затопления и разрушения очень большие. А кроме того, достигнут очень мощный пропагандистский эффект. Недаром мы два месяца до удара буквально «засеивали» Германию листовками, в которых сообщали о зверствах войск СС и отдельных подразделений вермахта на оккупированных территориях, и призывали немцев вернуться к соблюдению «законов войны» в отношении военнопленных и мирного населения. Иначе Германию настигнет возмездие. Наша агентура сообщает, что после «Рурской катастрофы» резко увеличилось число писем из Германии на фронт, в которых оставшиеся в тылу семьи солдат заклинают своих отцов и сыновей «относиться к русским по-доброму» и ни в коем случае не творить «тех ужасов, о которых говорилось в русских листовках». Да и вообще, авторитет нацистов в районах, подвергнувшихся разрушениям и затоплениям, практически рухнул…

– То же самое докладывает и Меркулов, – удовлетворённо кивнул хозяин кабинета. – И это хорошо. Да и Геббельс так удачно выступил со своей речью перед самым налётом, что я даже раздумываю – не предложить ли политбюро наградить его какой-нибудь почётной грамотой…

– Это когда он буквально за два дня до налёта обозвал наши листовки «самым очевидным признаком абсолютного бессилия русских и их полной неспособности хоть как-то угрожать населению рейха»? – усмехнулся Фрунзе. – Да уж, если бы даже он захотел – и то вряд ли лучше бы подставился, – и оба собеседника сдержанно рассмеялись.

– По направлению возможного немецкого удара новых сведений нет? – уточнил Иосиф Виссарионович, когда они, наконец, отсмеялись.

– Сведения-то есть, – Михаил Васильевич недовольно скривился, – но уж больно противоречивые. По данным авиаразведки и докладам подпольщиков, немцы перебрасывают подкрепления как на север, так и на юг.

– Именно подкрепления?

– Да. В центр тоже идут пополнения. Но именно пополнения. А вот на юг и север перебрасываются дополнительные части. Например, в районе Запорожья замечены танки с пустынной окраской. Под Николаевом – техника триста сорок третьей пехотной дивизии, которая, по последним докладам, входила в состав восемьдесят седьмого армейского корпуса, дислоцированного во Франции. А неподалёку от Даугавпилса аэрофотосъёмка зафиксировала технику с эмблемами триста девятнадцатой пехотной дивизии, переброшенной оттуда же. Но ведь они же не будут наступать сразу по двум направлениям? Мы же на последнем совещании Ставки обсудили этот вопрос и пришли к выводу, что это невозможно. У них просто не хватит сил для двойного удара!

– Не хватит, – согласно кивнул Сталин, а потом задумался: – Хотя-аа… ударить они всё равно могут решиться, – после чего ещё подумал и твёрдо закончил: – И, похоже, решились!

– Но-оо… как? Зачем? – недоумённо спросил Фрунзе.

Хозяин кабинета усмехнулся:

– Мы не учитывали психологию. Гитлер – убеждённый сторонник превосходства немецкой расы. Именно на расовой теории и построена вся его идеология. Поэтому ему просто нестерпима мысль о том, что какие-то «унтерменши» вдруг окажутся хоть в чём-то лучше немцев. И «Три Сталинских удара», – тут Иосиф Виссарионович усмехнулся, ибо именно так отдел пропаганды ЦК решил обозвать три зимние наступательные операции, – нанесли его самолюбию незаживающую рану. А наша «Большая порка» вообще привела его в бешенство. Ну ещё бы – он обещал немцам быстрые и победоносные войны, и до нападения на Советский Союз всё так и шло. Поэтому ему верили. А вот когда врагами стали «неполноценные унтерменши», всё перевернулось с ног на голову. Война неожиданно пришла в каждый немецкий дом. Причём не только в виде потока похоронок, но ещё и с лишениями, трудностями с продуктами, затем сыплющимися на головы бомбами, а теперь и огромной техногенной катастрофой, непосредственно затронувшей уже миллионы немцев. Так что ему жизненно необходимо восстановить их доверие, показать им, что Германия может не меньше, чем эти «унтерменши»… – он снова встал и отошёл к окну.

– Так что ищите, где будет третий удар. Иии… – Сталин задумался. – Подумайте, где нам стоит его «не удержать».

– В смысле? – не понял Фрунзе. Хозяин кабинета вздохнул.

– Мы неожиданно оказались для всех слишком сильными. Перед тобой был Вячеслав, и из его доклада я понял, что американцы и англичане очень обеспокоены. Пока это не слишком заметно, но ещё немного – и союзники начнут нас бояться больше немцев. Как думаешь, к каким последствиям это приведёт? – Сталин пристально посмотрел на собеседника. Тот несколько мгновений напряжённо раздумывал над его словами, а затем понимающе кивнул.

– Понятно, нам нужно продемонстрировать слабость, – он вздохнул. – Эх, жаль! После таких потерь и при условии, что из-за катастрофы в Руре у немцев большие проблемы с восполнением техники, наступать самое то…