Алиса Климова - Звезда пленительнаго [СИ]

Целиком — с первых набросков на бумаге и до придумывания приспособлений для изготовления разных деталей. Ну а то, что наладила горничная господина Волкова, можно было и иначе сделать. Чуть дороже возможно, но это Мефодий сделать сумел бы. Впрочем, все это было уже неважно: завод работал и каждый божий день строил по пять машин, а иногда — правда, пока еще не часто — получалось построить даже шесть. И сейчас, когда он послал господину Волкову письмо с предложением заказать еще один станок, с помощью которого можно будет увеличить производство до семи машин в день, он чувствовал себя творцом.

Правда, ответное письмо было более чем кратким: "Очень вовремя, господин Теохаров, я вас жду завтра в конторе в час пополудни", но вне всяких сомнений доказывало, что господин Волков мастерство инженера Теохарова оценил высоко. Только вот насколько высоко, Мефодий, отправляясь из Саратова в Царицын, и предположить не мог…

"Мустанги" в Америке очень успешно пошли по три тысячи долларов — из которых две были чистой прибылью. У меня была идея сначала объявить цену "неподъемную", а затем объявить "распродажу" — но не получилось: народ на новые машины и по трояку в очередь выстроился. Вот только в штуках их уходило всего по паре тысяч в месяц — тоже прилично, но хотелось, конечно, большего. А большего не выходило — и все по той простой причине, что больше выпускать их не получалось. Лихачев и так делал все, что мог — как и Степан Андреевич на моторном заводе в Ярославле — но оба они прыгнуть выше головы были не в состоянии.

Завод в Царицыне по-прежнему выдавал на-гора "Муравьев" и "Осликов" — но и тут роста выпуска пока не случилось: некому было выпускать больше. Народу, конечно, на заводе прибавилось — но прибавилось и работы: кроме всего вышеперечисленного завод делал во все возрастающих количествах "ГАЗ-69".

Не "Чайки" — их выпуск тоже сильно отставал от спроса, но удовлетворять этот растущий спрос не было никакой возможности. Потому что весь рост производства сосредоточился на простых "козликах", без "кожаного салона", без полированной панели приборов — простых армейских машинах, зато с "настоящими" моторами. Ведь именно их мне не хватало больше всего — ну не на руках же таскать пушки? Но несмотря на втрое более легкий мотор получился "козлик" у меня гораздо тяжелее "Чайки" — потому что кузов для него делался из пятимиллиметровой никелевой броневой стали, выдерживающей выстрел из винтовки в упор.

Эти машинки (вместе с "прицепами") поехали на Дальний Восток мелкими партиями ещё с прошлой осени, а в марте тысяча девятьсот третьего — как только в Ростове прошел ледоход — и поплыли, причем партиями более крупными. Для хранения этого богатства в Дальнем были выкуплены несколько участков, на которых согласившийся, наконец, с моим предложением Семенов поставил многочисленные (землебитные, на скорую руку выстроенные) "артиллерийские парки". Мои личные — ну не запрещает русский закон пушки в личной собственности иметь! И Алексеев не возражал: все же я его довольно неплохо понимал в "прошлом прошлом", и письмо, которое Юрьев вручил Евгению Ивановичу, последнего полностью успокоило.

А вот новенькие семидюймовые пушки (которые и были сделаны на новых чаевских "монструозных" станках Рейнсдорф умудрился продать Армии (причем — конкретно Алексееву в Порт-Артур). Он придумал, как в литой ствол запихивать сварной (!) лейнер, причем запихивать его через казенник, и пушка получилась дешевая — по семьдесят пять тысяч за штуку (то есть немногим дороже стоимости металла). А лейнер стоил вообще тысячу — и хотя его хватало от силы выстрелов на двадцать, его прямо в бою можно было заменить за пятнадцать минут. Владимир Андреевич даже успел продемонстрировать пушку Артуправлению и заручиться их поддержкой. Ну а Евгений Иванович Алексеев, которому на оборону не хватало ни денег, ни собственно артиллерии, две дюжины таких пушек и заказал… правда в кредит. Надеялся вскоре расплатиться: все же денег он пока получил треть из "выделенных" царем и все еще ждал, что и остальные денежки поступят…

Я-то знал, что Витте эти деньги давно украл — но армии пушки можно и подарить. Не разорюсь: когда Россия победит японцев, денежки вернутся ко мне сторицей.

Ну и главным даром от меня русской армии в Квантунской области стали две "стандартных" электростанции по шестьсот пятьдесят киловатт и две башни с прожекторами — такие же, какие стоят на стадионах постсоветской России. Башни были стальные, разборные, а прожектора — с дуговыми лампами по три киловатта. И сорок прожекторов, стоящих на башне где-нибудь на Тигрином полуострове, вполне прилично освещали ночью море чуть ли не до самого горизонта: с "фонариком" в сто двадцать киловатт можно было ночью за километр книжку читать — причем спрятавшись под одеялом. А заодно на Машкином стеклозаводе освоили выпуск боросиликатного стекла, из которого были изготовлены охлаждаемые водой линзы прожекторов.

Последним же "подарком" — в тысяча девятьсот третьем году последним — стали две "бронелетучки". У янки были закуплены шесть трехосных вагонных тележек (они такие использовали на металлургических заводах на ковшах для перевозки расплавленного чугуна), и на них были собраны — из полудюймовой (и опять американской) брони в три слоя двадцатиметровой длины корпуса с тремя "ступеньками", спереди и сзади. А на каждой ступеньке были поставлены вращающиеся башни — с теми же двухсполовинойдюймовыми пушками. В движения эти "летучки" приводились парой "ярославских" дизелей и вид у них получился "очень грозный".

Поначалу экипажи были моими, но Алексеев — по моей просьбе — составил уже армейские, из моряков, и была надежда, что к зиме своих людей у меня получится вернуть к мирной работе. Например, занять их на строительстве десантных корабликов…

Мне от всей этой войны был нужен только один "приз" — Итуруп. Точнее, не весь Итуруп, а тот маленький кусочек острова, на котором водится рений. Двадцать тонн рения любую войну окупят — и поэтому Ярвинен с Дальбергом во Владивостоке на новом судостроительном начали массово строить траулеры — хорошие, настоящие траулеры, чтобы рыбу ловить. Правда, на них предусматривалась установка (при необходимости) "автоматической пушки Дальберга", но, надеюсь, все же рыбой они будут большую часть времени заниматься. Чего там японцев-то на Курилах — полторы тысячи? А кроме Курил мне ничего от японцев не требуется — просто чтобы эти Курилы забрать, Россия будет обязана победить.

И победит — к чему я усиленно готовился.

Осенью тысяча девятьсот третьего в Царицын наконец приехали два "деда": Курапов и Женжурист. Николай Ильич с большим интересом ознакомился с моими волжскими причалами — после чего честно сказал, что "для моря такие сооружения непригодны в принципе" — и занялся составлением своих предложений по данному вопросу, хотя сама идея бетонных дебаркадеров ему в целом понравилась. А Николай Петрович вновь приступил к планированию строительства Волго-Донского канала — и, к моему удивлению, проект этот принципиально отличался от прошлого. Точнее, рассмотрев "мои" предложения по проекту, Женжурист их раскритиковал и объяснил (причем весьма аргументировано), почему "так делать нельзя":