Михаил Ланцов - Империя очень зла!

Николай Александрович отпил немного кофе из миниатюрной, поистине «жлобской» чашечки и уставился ничего не видящим взглядом за окно. Высокоскоростной поезд мчал его вдаль от Парижа. Несмотря на кризис и всеобщую политическую истерию он все еще держался… а вместе с ним и его бизнес. Но легче не становилось. Вот и сейчас он пытался найти способ обойти совершенно дурацкие запреты и обеспечить взятые на себя обязательства по поставке промышленного оборудования.

В вагон-ресторан он не пошел. Шумно. А здесь было можно подумать и попытаться просчитать предстоящие переговоры. Надежды немного, но он все равно хотел попробовать. Вдруг удастся найти подход? Хотя кого он обманывал?

Тяжело вздохнув он еще раз глотнул кофе. С разочарованием посмотрел на керамическое донце пустой чашки и с сожалением поставил ее на блюдце. И тут его взгляд зацепился за странного сотрудника железной дороги. Тот был одет в размашистую накидку, явно предназначенную для другой погоды, и глаза имел натурально безумные.

— Аллах-бабах! — Вдруг выкрикнул этот странный индивид. Дернул что-то. И в Николая Александровича ударил яркий свет. А потом, следом, что-то упругое… бесформенное… и очень сильное, то, что играючи вжало его в кресло до такой крайности, что, казалось, перехватило дыхание и затрещали кости…

Но ненадолго. Казалось он пару мгновений пробыл в таком зажатом состоянии. Потом моргнул, тряхнул головой, пытаясь избавиться от этого наваждения, и оказался на неудобном деревянном сиденье в каком-то антикварном вагоне-ресторане. А перед ним — незнакомые люди в старомодной одежде, напряженно смотрящие на него с беспокойством в глазах. За окном же медленно ползли пейзажи. После порядка трехсот километров в час, с которыми летел поезд Париж-Лион, теперь казалось, что состав едва движется, подозрительно покачиваясь и опасно поскрипывая. Общую идиллию портил только лишь каменноугольный дым, «аромат» которого угадывался в воздухе…

— Avec toi toutest bien? — Поинтересовалась юная особа с неподдельным участием в голосе.

Но ответить Николай Александрович не успел. Раздался очень неприятный и громкий звук, как если бы лопнула крупная металлическая деталь, и вагон стал заваливаться, падая под высокую насыпь… Все замелькало перед глазами. Перекошенные ужасом лица. Стены. Потолок. Фрагменты еды… или это была не еда? Ну вот наконец все утихло. Вокруг была темнота и какая-то гудящая, прямо-таки звенящая тишина в ушах.

«Какой у меня странный финал…» — пронеслось в голове Николая. Он, только сейчас успел осознать, что там, в поезде Париж-Лион, его жизнь оборвал религиозный фанатик и убийца-психопат, хотя, вероятно, отличий в этих эпитетах по существу и не было. Это было так странно — лежать и думать о том, как умер. И куда он «загремел»? Это что, такой ад? Скучный. У того, кто его придумал не было ровным счетом никакой фантазии. А если не ад, то что? И главное — почему все так по-дурацки?

Потихоньку слух восстановился и Николай Александрович отчетливо стал слышать дыхание людей где-то рядом. Разное. Где-то неустойчивое и рваное, где-то мерное, где-то вообще сдавленные хрипы… а где-то там, за непонятным барьером, роль которого выполняли вероятно обломки вагона, раздавали даже крики…

А потом на него нахлынуло, словно волна, словно ураган какие ты слова, мысли и чувства, закружившие Николая в круговороте воспоминаний. Такие чужие и далекие, и такие близкие, яркие, сочные, объемные и фактурные. Они оказались настолько увлекательные и сильные, что он перестал слышать и видеть все вокруг…

Сколько это продолжалось? Он не знал. Но первое, что он увидел после возвращения в этот сон оказался лейб-медик. Тот нагло совал ему под нос какую-то склянку с чем-то вонючим. Почему он решил, что перед ним лейб-медик? Ну так форма была характерная, да и знал он его… почему-то… Наконец, поморщившись, Николай Александрович выдавил из себя:

— Merde.

Почему по-французски? А как ему разговаривать во Франции? Ведь где произошло крушение? Да, одежда странная. И вообще непонятно откуда все эти люди взялись. Но мало ли у него какие сбои в работе сознания из-за контузии или какой еще травмы мозга?

Кто-то что-то буркнул в сторону и его начали куда-то укладывать. Вроде как даже на импровизированные носилки. «Этого еще не хватало!» — Пронеслась в голове шальная мысль. Чувствовал он себя погано, но все тело прекрасно ощущал. А недомогание сводилось к отвратительному настроению и легкой тошноте. — «Видно сотрясение все же заработал. Не самый плохой исход. Такой близкий взрыв мог и убить. Хотя галлюцинации интересные. Когда еще такие посмотришь?» — С этими мыслями Николай Александрович оттолкнул назойливые руки и попытался встать. На удивление это получилось вполне успешно. Тем более, что те самые «руки», что пытались уложить его на носилки, стали всемерно помогать подняться.

Он встал. Встряхнул головой и уставился на свежий труп человек в пяти шагах от себя. Это была женщина в годах. Доской обшивки ей пробило грудную клетку. И он ее знал… откуда-то знал… Помнил.

В нос ударил запас парного мяса, крови и нечистот, что непременно сопровождают смерть. У смерти характерный запах и это отнюдь не цветочный букет. Стало страшно. Очень. Слишком уж странные это галлюцинации. Такие натуральные. И удивительно реалистичная картинка, и запах. Он протянул руку и провел пальцами по обломку доски, подспудно отмечая, что тактильные ощущения также на очень высоком уровне.

«Так это что получается? Неужели это не сон? Неужели это реальность?» — Остро прозвучала в его голове мысль. — «Нет… так не бывает… Бред…» — Он отшатнулся от покойной. Окинул взглядом «поляну» и обалдел от того, насколько все было бестолково и неустроенно. Люди, конечно, пытались что-то делать, но не все и как-то в разнобой. Прямо иллюстрация на тему того, что анархия и самоорганизация народных масс полный бред и безнадежная мечта экзальтированных идеалистов. Толку от их действий почти не было. А стоны раненых, заваленных обломками, хорошо были слышны.

Николай Александрович попытался взять командование на себе. Начал приказывать, но говорил на французском. Отчего люди, хоть и слушали его, да понимали далеко не все. Минуты через три-четыре его это достало. Он с раздражением глянул на одно такого непонятливого. Тот заглядывал ему в рот, ловя каждое слово, но, очевидно, ничего не понимал. Посему Николая вздохнул и еще раз попытался втолковать поручение.

— Не разумею я, Ваше Императорское Величество, — наконец страдальческим голосом произнес этот мужчина.

— Императорское Величество? — Невольно переспросил Николай Александрович уже по-русски. Скорее на-автомате, чем осознанно. — Чего ты такое мелишь?