Семён Афанасьев - Доктор 4 [СИ]

— Договорились, — кивает отец Лены. — А про учебно-тренировочные упражнения откуда услышал?

— Так всегда знал. После тренировок на полигоне СОП.

— А-а-а, точно…

В Дубае, пользуясь возможностью неограниченного пребывания в БУРЖ АЛЬ АРАБ, мы, по настоянию Лены, задерживаемся ещё на несколько дней.

Котлинский, узнав от меня по телефону все без исключения наши обстоятельства, на удивление легко входит в положение:

— Хорошо, оставайся. В принципе, главное, по онкологии всё же обратимо? Пауза нас назад не сильно отбросит?

— Вообще не отбросит, я же сделал заделы. Да и организм сам по себе борется, а когда ему ещё показали… давайте не по телефону.

По возвращении домой, самым первым делом по приезде из аэропорта честно "сдаюсь" Саматову и Арабу. Звоню им из аэропорта и прошу подъехать.

Они забирают меня из дома через два часа и везут на базу, где всё в том же кабинете, после стандартных ритуалов общения с камерой, без купюр рассказываю им все события.

— Это ты мощно там выступил, — присвистывает в удивлении Араб. — Повезло, что тамошние суды не бюрократы.

— Меня в суд никто и не звал. — И дальше рассказываю о шапочном знакомстве с эмиром.

После чего добросовестно сообщаю про инсульт противника в бою.

Араб с Саматовым переглядываются, после чего Араб придвигается ближе:

— А у нас же тут ничего не получалось прошлый раз?

— Я смог считай разово, в стрессе, на пике величайшего страха: беременная жена в коридоре, стволы вот-вот расчехлят и палить начнут. Их восемь человек. И у меня из оружия — только самое главное, из твоего анекдота, — смотрю Арабу в глаза.

— Это что там самое главное? Какое оружие? — подключается к беседе Саматов, вопросительно глядя на нас.

— Интеллект и Устав, — отмахивается Араб, обращаясь затем ко мне. — А повторить ещё раз сможешь? Как оно вообще произошло?

— Знаешь, я думал об этом, — не вижу смысла от них хранить какие-то секреты. — Араб, вот ты сможешь сам себе ногу зашить? Без наркоза, в боевой обстановке?

— Я не знаю, у меня болевой порог низкий, — признаётся Араб, подумав пару секунд. — У Северных Соседей есть один весёлый полковник. Широко известный в узких кругах. Вот он может. Технически реально, но номер не сказать чтоб тривиальный, не сказать что всем по силам, и не сказать что на каждый день. [3] Вот пример того, о чём говорит Араб. Андрей Кочергин рассекает себе голень и аккуратно, без наркоза, матрасным швом зашивает сам себе порез. https://www.youtube.com/watch?v=JURXpSkWJCY

— Вот представь, что так себя зашивать надо всё время, пока тренируешься. — Поясняю Арабу и Саматову свои личные ощущения в момент того инсульта. — Оно мне надо? Такой ценой нарабатывать достаточно паразитный и бесполезный лично для меня навык? И, кстати, сразу. Давай вместе вычислять: как изменится психика? Если человек из-под палки вынужден так себя насиловать ради чужих интересов? Тренировка, ещё раз, крайне неприятна и очень болезненна.

— Ты говоришь, крайне неприятные ощущения? — задумчиво повторяет за мной Араб, что-то рисуя.

— На уровне физической боли. Очень ильной физической боли, только на уровне мозга. Не тела или нервной системы. Не знаю, как пояснить. — Смотрю ему в глаза. — Если бы не Лена с Аселей сзади, вообще бы так делать не стал. Это был исключительно экспромт, в стрессе, причём как будто мозги сработали интуитивно, без участия сознания. И мои личные ощущения были крайне неприятными. Повторять категорически не намерен.

Ещё через пятнадцать минут расспросов Араба, которые внимательно слушает и Саматов, определяем для себя (я об этом как-то не задумывался):

в моём случае, алгоритм такого воздействия, судя по конкретному разовому опыту, делится на два этапа. Первое — диагностика. Проще всего испортить то, что у конкретного человека и так барахлит. Например, спровоцировать инфаркт у того, у кого и так предынфарктное состояние. Или инсульт у аналогичного. Или оторвать тромб в вене у того, у кого он и так образован.

Второй этап — непосредственное внесение угнетающих изменений.

После определённого анализа, прихожу к выводу, что в коридоре мне сказочно повезло, что всё сработало. Либо, стресс действительно открывает невиданные ресурсы. Однако управлять этим осознанно, с моей точки зрения, нельзя.

— Ну хотите, давайте меня на приборе об этом же расспросите, — предлагаю. — Чтоб убедится, что я говорю правду. Я не возражаю. Тем более, сам к вам пришёл.

— Я вижу, что ты не врёшь, — хмуро говорит Араб. — Смущает только то, что, по факту, практически возможность такого воздействия существует. Оказывается. Ты же сам вон… Но никак изучить её не можем, поскольку в нашем с тобой случае единственное задокументированное воздействие носит стихийный характер и направленной тренировке, судя по твоим словам, почти не поддаётся.

— Ну-у, тренировать, наверняка, можно, — осторожно напоминаю. — Но только каждый раз через боль прорываться… Кто согласится? И ради чего? Нам это очень надо?

— Не надо, — отрицательно качает головой Араб. — Не тот случай. Ты не наш сотрудник, войны нет… На твой вопрос: если тренировка связана с постоянным преодолением сильной боли, для психики это не бесследно.

— Чем чревато в итоге? — с интересом спрашивает Араба Саматов.

— В зависимости от индивидуальных особенностей, — поворачивается Ара к нему. — Психики. Но в любом случае, ничего хорошего. А то и вплоть до самого плохого… Не хочу даже рассматривать все возможности. Оно как рефлекс будет нарабатываться. И мало ли как подсознательно сработают у тебя мозги на двухсотой тренировке? Когда тебе из раза в раз больно, а мозг стремится эту боль любой ценой прекратить?

— А вокруг люди, — подхватывает мысль Араба Саматов, — которым ты этой болью обязан и подсознательно их уже можешь почти что ненавидеть?

— Точно, — кивает Араб. — Так что это не наш метод.

Покрутив проблему с разных сторон ещё минут несколько, приходим к выводу, что лично я больше помочь ничем не могу.

— Но спасибо и на этом, — серьёзно говорит Саматов, задерживая мою руку в своей при прощании. — Информация порой штука бесценная. Просто наших возможностей сегодня не хватает, чтоб реализовать именно этот массив. Ну, давай. Араб тебя довезёт. Он сейчас всё равно в город.

— А ты?

— А мне ещё тут есть сегодня чем заниматься.

Дома застаю Лену, вооружившуюся листом ватмана и рисующую на нём непонятные фигуры. Чуть присмотревшись, узнаю в рисунке очень грубую схему своей квартиры.

— Что творишь? — подхожу сзади и хлопаю её ладонью по тому месту, по которому она обычно лупит нас с Аселей.