Константин Назимов - Охранитель [litres]

К дому знахарки попал уже ночью, малость плутанул, но это простительно – местность плохо знаю, хорошо хоть добрался.

– Тебе кого? – встретила меня вопросом Пелагея, отворив дверь и щурясь, держа лучину в руке.

– Иван я, – ответил, а потом добавил: – За медом ходил!

– Эк тебя разукрасили, – усмехнулась знахарка. – Проходи, лепешка на столе, молоко в крынке, спать – на сене, в сарае.

Она широко зевнула и, махнув рукой, отправилась в комнату.

– Графиня-то как? – поинтересовался я, радуясь, что Пелагея оставила лучину на столе.

– Пока жива, – не оборачиваясь, ответила та и ушла.

Ну хорошо хоть лепешку на ужин оставили. С утра ничего не ел, если не считать горсти земляники, еще не совсем созревшей, когда дуб искал. Нет, у меня имелось желание медом побаловаться – пахнет он очень уж ароматно, да и на вкус отличный (пальцы успел облизать, пока до реки добежал). Понимая, что приступить к изготовлению настойки сейчас невозможно, перекусил, запил молоком и отправился спать.

Уже укладываясь, вспомнил о Лаврентии и кучере. Интересно, а они где заночевали? Может, уехали? Хорошо бы, а то ведь под руку смотреть станут.

– Это что? – спросил знахарку, которая мне указала на нужный «ингредиент».

Приличных размеров бутыль, куда налита мутная жидкость. Догадываюсь – самогон, но до спирта ему…

– Тебе требовался спиртус, это самое лучшее, что есть, – спокойно ответила та и сложила руки на груди.

– Его необходимо еще несколько раз перегнать, – мрачно ответил.

– Много пропадет, – укоризненно покачала она головой. – Испарится же!

– Зато оставшееся окажется совершенно другого качества. Пелагея, пойми, это не прихоть, в этом пойле еще примесей полно, от них необходимо избавиться.

– Ладно, сделаю. Чего еще надо?

– За графиней следи, курить не давай, температуру сбивай, – пожал я плечами.

Прополиса наскреб не так много, но на какое-то время хватит. Мед с сотами решил графине давать: он тоже полезен, и пчелиный клей там присутствует. После недолгой заморозки в леднике (второй, отдельно вырытый погреб) в стеклянную вазу (самый подходящий сосуд!) раскрошил пчелиный клей, залил водой и всплывшие ошметки собрал и выбросил. Осталось дождаться Пелагею, – та управилась к обеду и выдала мне примерно пару литров приличного спирта. Горит отменно, на языке градусов много, хотя и делаю скидку на рецепторы парня, который не привык к крепким напиткам (подозреваю, что и не пробовал он их никогда). Залил спиртом прополис, вернее, опустил его в спирт, оставил в погребе. Потребуется его каждый день встряхивать пару раз, а через неделю можно и процедить, лекарство будет готово. К этому времени, рассчитывал я, и плесень подоспеет, правда, как заставить графиню ее съесть, ума не приложу. Ну, если хочет поправиться, то и не на такие жертвы пойдет.

– Пелагея, лекарство готовится, его требуется утром и вечером взбалтывать, а когда окажется готово – приду, – сказал знахарке, собираясь вернуться в деревню к Макару.

– Не пойдет, – отрицательно покачал головой подошедший Лаврентий. – Взялся лечить – лечи! С батей твоим вопрос решил уже: золотой червонец освободил тебя от домашних дел на месяц. А если чего требуется – говори, не стесняйся. И револьвер мне отдай.

С оружием расставаться не хотелось, но и оставить его не мог. С сожалением вытащил и вперед рукоятью протянул. Слуга графини, кивнув каким-то своим мыслям, револьвер взял и, развернувшись, направился к дому.

– Ой, Ваня, зря ты графине надежду дал. Девка слаба, и кровь у нее часто выходит, – покачала головой Пелагея.

– Лихорадило? – задал я вопрос.

– Да, приходилось три раза жар сбивать.

– Хреново, – потер я опухшее лицо. – Необходима еще пара литров спирта. Есть самогон?

– Брага имеется, а как перегонять до нужного тебе состояния, уже поняла, – улыбнулась знахарка.

– И сколько у себя оставила? – прищурившись, посмотрел на нее.

Хм, насчет «прищурился» – загнул, глаза и так как щелочки!

– Литр – очень уж понравилось, – но если нужно…

– Пол-литра давай, – прикинул я, что нам с кучером и Лаврентием этого достаточно будет.

Подружиться с людьми графини необходимо. Нет, не на тот случай, если лечение окажется неудачным (думать не хочу о таком), понимаю, что у знахарки мы «застряли» надолго, и если друг друга подозревать, то неизвестно, к чему придем. Пока Пелагея ходила за «заныканным» алкоголем, ко мне подошел Лаврентий.

– Иван, графиня тебя просит зайти и пояснить, как и когда ты ее лечить станешь.

– Лекарство готовится, сейчас же ей необходимо сил набираться, дышать свежим воздухом, – ответил я ему.

– И что, кровь не станешь дурную выгонять?

– Ты о чем? – сперва не понял я, но потом отрицательно покачал головой, сообразив: – Ни в коем случае! Силы ей необходимы, если можешь – проследи, чтобы питалась как следует.

– С этим беда, и так-то ела мало, а как заболела – и вовсе… – Он не договорил, махнув рукой.

– Понятно, пошли, поговорю с ней.

Лаврентий остановил меня у дверей в комнату, отведенную Марии Александровне:

– Доложить надобно.

Ничего ему сказать не успел, тот перед носом створку двери закрыл. Нет, каково?! Доктора пускать с разрешения? Хм, надо бы мне Марию внимательно осмотреть и ощупать, желательно без одежды… Так, это куда меня повело? Нет, находись в своем родном теле (это тоже ничего, меня все устраивает!) – шансы мог бы иметь, но сейчас-то, блин, подросток я, пусть и не совсем простой!

– Прошу, – отворил передо мной дверь Лаврентий.

Мля! В комнате какие-то благовония, дышать нечем! Она что, сама решила на себя руки наложить?! Быстрым шагом подошел к окну и, не слушая возмущенного возгласа графини, распахнул окно, а потом стал выбрасывать наружу тлеющие и чадящие травы в горшках. Вот что мне ночью покоя не давало, когда на кухне ужинал: какой-то запах присутствовал. Это все скотские пчелы: нос опух и запахов почти не различал. Нет, ну как так можно себя гробить-то, сказал же, что ей чистый воздух необходим!

Настроение отвратное, а еще на тумбочке пепельница и пара окурков папирос имеется. И папироски эти – дамские! Гильза тонкая!

– Курил кто? – произнес сквозь сжатые зубы.

– Что ты себе позволяешь?! – резко встала из плетеного кресла графиня.

Она порывисто ко мне подошла и глаза прищурила.

– Лечиться не желаешь – скажи, – сложил я руки на груди, – время терять не станем.

– Иван! Немедленно извинись, верни благовония и…

– Гроб идти мастерить! – перебил я девушку, а потом взял ее за плечи и тряхнул: – Ты понимаешь, что по краю ходишь?! Хрен его знает, успею или нет тебе лекарство сделать и сумеет ли оно процесс остановить! Дура! Сказал же слушаться! Не нравится – умываю руки! – тряс я графиню и орал на нее, вмиг забыв, как выгляжу, и не думал про какие-то там статусы.