Владислав Савин - Красный бамбук [СИ, черновик]

Нгуен кивнул. Из трюма выглянул старлей Веточкин, торпедист – доложил, что все в порядке. Только бы сработало – а тут уже не промахнешься. Нет у нас никаких ПУТС (прибор управления торпедной стрельбой), который все расчеты делает, стреляем прямо по носу – как катера-торпедники на малой дистанции. А у нас позиция, ну просто мечта, куча крупных целей без хода и вблизи, и не надо прорываться через бешеный огонь эскорта. После будет жарко – но то после. Вот уже крайние причалы уже у нас на правом траверзе, но мы головными идем – значит, надо подождать, пока все наши подтянутся на дистанцию удара. Рацию вытащили из тайника, подали мне – самолетная, американского образца, длина волны врагу известна – ну так мы не разговоры вести будем, а лишь одно кодовое слово передать. И вряд ли там кто-то одновременно на нас смотрит и слушает эту волну, может сразу сопоставить. Ну и аварийным каналом, если связь откажет – сигналом будет, флаг на мачту поднять. А в самом крайнем случае, наш поворот вправо, это команда всем, начать.

– Норд ван! Кэт, кэт, кэт!

«Норд» это наш общий позывной, «ван» – один по английски, это наш персональный. Чтоб не шуметь в эфире русской речью. Так же и условной командой к атаке должно быть какое-то «не наше» слово, но четкое, короткое и хорошо различимое. Отчего «кот» – ну, просто потому, что я нашего знаменитого кота Партизана вспомнил, подобранного за Вислой и ставшего «талисманом» при бригаде подводного спецназа СФ. Кстати, живой еще, хотя для кошки свыше пятнадцати лет, это уже возраст – но никто заслуженного полосатого ветерана с бригадного камбуза прогнать не смеет, заслужил наш котяра пожизненный пенсион.

– Норд ту. Норд фри. Норд фо. Норд файв.

Ответили все остальные. Значит, с флагом возиться не надо, лишнее внимание привлекать. Хотя и так заметно, как наши лодки ворочают вправо, чуть выбиваясь из общего движения – стреляем все-таки не перпендикуляр берегу, а наискосок вперед, градусов тридцать от фарватера. Надеюсь что на транспортах гражданские команды в порту сигнальную вахту не несут, не встревожатся. Самое опасное для нас, это дозорный корабль, в полумиле впереди на якоре стоит – не десантная канонерка, а настоящий сторожевик, слишком далеко, вмешаться не успеет.

Нгуен не отдает мне руль. Говорит – русский, ты укажи, куда мне править. Да вот на тот корабль, «Сибоней». Да, вот так, а теперь держи, пока я не скажу. Ну, с богом – Веточкин, давай!

Лодка будто подпрыгнула. И прямо перед носом, большой такой бульк, словно водяной наружу лезет. Хотя меньше все ж, чем при стрельбе с подлодки (когда еще не было БПС, так на Тихом океане «малютки» шестой серии так без нее и отслужили). А вот следа на воде нет – для того и взяли электроторпеды. Ну все, Нгуен, уходим – поворачивай назад!

Ччерт! Вижу на ближнем транспорте (до него чуть больше кабельтова будет) беготню на палубе. И что еще хуже, возле эрликонов. Пуганые, гады – слышал я от местных, что через устье Меконга редкий конвой пройдет, чтоб ни одного убитого или раненого в команде. Так что приходится американским морячкам себя сильно в тонусе держать. Но вот не успеют уже ничего – быстро ход дать, стоя у причала, да не смешите! Вот сейчас, сейчас…

Первый взрыв. Вижу как взлетает столб воды у борта большого транспорта. Затем еще один, у другого. И еще, и еще. Вот дошла торпеда по «Сибонею»! Столба не было, странно, наверное взрыватель оказался с дефектом, но все же сработал, когда торпеда успела притонуть, под корабль ушла, под днище – и вся энергия наверх! Авианосец буквально разорвало на две части – наверное, там погреб боезапаса еще рванул. И топливо вытекает, пылая по воде – из него, или из танкера рядом, «цель номер два», тоже по ней не промахнулись.

Вот это фейерверк – танкер просто испаряется в огненной вспышке! Такой факел вверх – и огненным дождем падает, на берегу что-то вспыхивает, и на воде горит. Все джонки дружно и кучей отворачивают влево, к противоположному берегу, а кто-то даже пытается назад повернуть. Ну и мы тоже – нечего нам тут больше делать, уносим ноги скорее. А на берегу все горит – там, где только что танкер стоял.

Черт побери! Сторожевик стреляет, снаряд ложится по воде с недолетом. Успеет ли он поднять якорь и дать ход? Сейчас врежется в скопление лодок, стреляя на оба борта из всех стволов – если американцы поняли, откуда к ним прилетело. Но берег уже рядом совсем!

И тут все вокруг становится ослепительно ярким. А затем приходит удар – звук или волна, не знаю.

И я больше не чувствую ничего.

Сержант Эндрю Баррет, морская пехота США. Южный Вьетнам.

«Серебрянная звезда» за храбрость – уж лучше бы я ее не получал!

Я всего лишь сержант, сэр. Но иногда мне кажется, что парни с большими звездами на погонах, обучавшиеся в Вест-пойнте, смыслят в войне не намного больше меня. В Сайгоне мне довелось скорешиться с австралийцами (сначала подрались в баре, затем посидели за бутылкой, поболтали), слово за слово, оказывается вот этот парень до того в Африке повоевал, сержантом у «наших» черных макак, когда там наши британские кузены авеколистов усмиряли. А так как я тоже там был когда-то (после чего от Эболы лечился!) то грех было не расспросить, как там сейчас.

Так вот, лично у меня убеждение, что наши кретины в больших штабах сначала решили повторить ту английскую манеру (которая в Африке принесла успех). Отделить район цепью «укрепленных постов», каждый в пределах видимости, досягаемости и огневой поддержки соседних, истребить внутри любую двуногую живность, которая «не наша», и переходить к следующему району. Наверное, это работало в Африке, где саванна, видимость на мили вокруг (особенно с вертолета), и проехать можно везде – а население не слишком многочисленное и не завязанное на наш собственный тыл. Но во Вьетнаме, в этих проклятых горных джунглях, где можно пройти в двух шагах от спрятавшегося вьетконговца и его не заметить, где проехать можно только по немногочисленным дорогам (и то лишь в сухой сезон), где авиация и артиллерия просто не видят целей под сплошным зеленым покровом, изолировать так часть территории нельзя никак! И нет никакой возможности отличить «наших» и «не наших» вьетнамцев, которые все на одно лицо, болтают на своем чирикающем наречии и снуют туда и сюда, как саранча – может быть, тот, кто сегодня улыбался тебе на рынке, месяц назад стрелял в тебя в лесу.

Затем (когда стало ясно, что обычной тактикой вьетконговцев из джунглей не выкурить) кто-то придумал, что главную работу должны делать «егеря», воюющие с партизанами «по партизански», а обычные армейские части быть не больше чем загонщиками или наковальней – как сказал наш капитан, «для крыс самый опасный враг, это не мастиф, а горностай, кто пролезет в любую нору». Вот только у Вьетконга очень опытные крысы, до нас прошедшие десятилетнюю школу такой же «крысиной» войны против японцев и французов, и обучавшиеся у русских мастеров вроде того самого Смоленцева (который, как пишут, в ту великую войну провел по ту сторону фронта больше времени, чем у своих, и имеет личное кладбище в целую тысячу гуннов и джапов). А у нас эти «особые отряды» пытались формировать на месте – вы не поняли, в чем прикол, сэр? Скажите, по-вашему какой нормальный командир отдаст из своего подразделения лучших людей – а не тех, от которых хотел бы избавиться? И угадайте с трех раз, кто были первыми кандидатами – да «идиоты Уилсона», конечно! Не только они – попадались и другие парни, кто оказался неудобен в своих частях: пьяницы, наркоманы, буйные психи, непризнанные военные гении… а также неудачники, кому не повезло. Как мне, сэр – вот дернул же черт оказаться в батальонном штабе, когда там был тот подполковник, который отбирал кандидатов в «осназ» (кажется, так это называется у русских?). И я попался ему на глаза, с Серебрянной Звездой на груди – «тот самый, кто выжил в битве при Иа-Дранг, перебив при этом кучу узкоглазых». Парни, вы гордость и надежда Соединенных Штатов – вся Америка смотрит на вас!