Владислав Савин - Красный бамбук [СИ, черновик]

– Да козлы они все! Это, Барков (снова взгляд в сторону портретов) на меня, как на пустое место – а уж я к нему, с каким обхождением! Его дружок Степка Аксенов, тот вообще псих недоделанный. А Машка Кузьменко, его подружка, та совсем с тараканами в голове – в прошлом году по улице у общаги прошлась, в чем мать родила, вот срамота и бесстыдство – то ли пьяная, то ли на голову больная. Остальных не знаю – но тоже наверное, одного поля ягоды.

Вот любопытно, и где же «санитарка, подсобница, уборщица» могла пересечься с сыном Третьего Секретаря? В СССР «благородий» нет – но все же, круг общения слишком разный. И дело тут даже не в семьях, а в уровне культуры и образования – была бы ты студенткой, все стыковалось бы вполне. И общие интересы должны быть, близость по духу – а то, представляю, как ты к Баркову, а он от тебя. А отчего Аксенов – псих, и недоделанный?

– А вы разве не знаете? Он в Политех из медицинского перешел, с химико-биологического факультета. Но друзей там у него была куча. Я его знала, еще когда санитаркой работала, он меня с Мишкой Барковым и свел. Хотя и заработок обеспечил, и на том спасибо – с паршивой псины, хоть шерсти клок.

Божена, а вы разве сейчас работаете? В трудовой книжке, запись об увольнении.

– Так насчет разовых, это необязательно. А у меня они регулярно. У них там наука, опыты – тебе вколют что-то, или таблетку дадут, и смотрят, или анализы. Мне что, на здоровье не жалуюсь пока. А денежки за это платят – не слишком много, но на самый мизер жить хватает.

Ой, Божена, а это не опасно? В смысле, никакой заразы от этого, окружающим, нет? (чуть отодвигаюсь в сторону).

– Да вы что – эти многие из студентов подрабатывают, и не слышно, чтоб кто-то заболел. А то, куда меня Аксенов подрядил – у шляхтича, который психиатр, так там вообще, никакой заразы быть не может. Где это видано, чтоб головные болезни, и заразой передавались? Но я на ум и память пока не жалуюсь – да ведь все официально и открыто, а не прости господи, как тайный аборт! Нас всех заверили, что это совершенно безопасно – а деньги платят заметно больше, чем за прочие опыты.

Интересно. А отчего «шляхтич»?

– Да Бельковский, что в психушке работает. Хвастался по пьянке, что его предки за одним столом сидели с польским королем Ежи каким-то. Тоже козел – и уж простите, импотент. А сестрица у него, глупая и подлая фифа. Львова ей мало, хочет в МГУ. Батя сказал бы – эх, не додавили таких в двадцатом!

Простите за любопытство, Божена, а остальных студентов (мой взгляд на доску с черными рамками) вы не знали? Их случайно не было среди тех, кто на опыты ходил?

– Не знаю, не видела. Может и были. Меня ж к пану Бельковскому – Степка свел. Лекарство давали мне одной – может, и другие ходили так же.

А что за опыты, Божена? Извините за мое любопытство еще раз – но никогда не имела отношения к медицине. Это наверное, жутко интересно – вас на койку кладут, датчиками облепляют, тут же приборы, стрелки на циферблатах? Как в фантастическом кино про полет на Венеру, где космолетчиков подбирали.

– Да вы что, гораздо проще! Мне какой-то сироп давали с ложечки, такая жидкость синего цвета. А после просили подробно рассказать, что чувствую, что вижу. Время измеряли, и снова спрашивали. Только не видела я ничего такого. А чувство было как от вина – отвязность такая, веселье, свобода. От ложечки, как от полного стакана – и никакого похмелья после. Кажется, что сам черт тебе не брат и море по колено. Иногда же, сразу спать хотелось. Или вообще не было ничего. Ну вот не помню. И за такое, сто пятьдесят рублей! Ой, а я ж слово давала, не рассказывать! Но ведь там ничего такого нет. Степка говорил, там открытие какое-то ждут, «чтобы сделать счастливыми тех, кто несчастлив». Может, если бы моему батяне такое дали бы – он и пить бы не стал?

Ну, может быть. Пока же интересно, что с тобой делать? Может и правда, взять на несколько дней, или недель, пока наши миссия не завершится – на должность «подай-принеси», от этого «РИМ» не обеднеет? Ну а после – извини, но нам образованные нужны и со вкусом.

А я вечером – сразу к Валентину Георгиевичу, со всей этой информацией! Надеялась, что он мне благодарность объявит, и мы вечер вместе проведем. А он выслушал, сказал «спасибо», и все!

Ну что мне героического совершить, чтобы Он меня заметил?!

Валентин Кунцевич.

На войну бы мне – так нет войны. Там по крайней мере, намного проще – обнаружить, уничтожить, диверсанты пленных не берут.

Лишь на пиратах удалось немного душой отдохнуть. Невыездной я – ну так в пределах соцлагеря, если простому советскому обывателю дозволено туристом путешествовать, то мне по службе, тем более можно. А там, куда мы высаживались, вообще ничьей власти не было – пиратский берег, как Сомали двухтысячных. Только пираты слабоваты оказались – даже бить их неинтересно. Строго по Конвенции ведь положено, сначала предупредительные выстрелы, затем лишь на поражение, если не подчинятся – так пираты при этом сразу, оружие за борт, лапки кверху, мы мирные рыбаки. А нам куда такую ораву – ну и стали наши командиры, сразу всех топить, а в журнал вписывать, что были предупредительные, а эти злыдни на абордаж пошли, как петровские гвардейцы на шведов – так лично свидетелем был, как каплей Горобец, командир БДК-113, «фитиль» получал за такой доклад:

– На абордаж – при такой плотности огня с вашего борта? Они там что, все пьяные самураи, или берсерки из кино? Вы понимаете, что это в сводку по обобщению боевого опыта пойдет? Переписать – указав, «пытались скрыться, было пресечено».

А на берегу тем более – такое впечатление, будто пираты даже не думали, что кто-то может прийти с ответкой, ну как в анекдоте «а нас-то за что»? Никакой подготовленной обороны пиратских деревень (огневые точки, траншеи) не существовало, плана организованной эвакуации мирняка тоже, даже регулярного наблюдения за морем не вели. Против советской морской пехоты – это даже не смешно. Высадка, подавление очагового сопротивления, зачистка (на ноль тех, кто оружие не бросил), сгон уцелевших в одно место, отфильтровать главарей на предмет оперативной информации, ну а затем… Мы и итальянцы (римляне тоже участвовали, и для отработки боевого взаимодействия, и чтобы «международный» характер придать) просто расстреливали всех мужчин боеспособного возраста, отогнав в сторону женщин, мелкоту и стариков – а затем сжигали огнеметами (для этого прихваченными) все строения, причалы, лодки. В колодцы бросали туши дохлого скота. Если мы там остаться не можем – то чтоб максимально затруднить там базирование вражеских сил. А вот камрады из Фольксармее поступали по-иному.

– Участие в расстреле гражданских, деморализует солдат. И нерационально – если здания все равно подлежали сожжению. Гораздо быстрее и эффективнее – предварительно загнать казнимых в самое большое. При этом надо помнить, что когда начнется казнь, толпа может проломить заднюю стену – и поставить там второго огнеметчика, в дополнение к тому, что против двери.