Владимир Семибратов - Попаданец в юбке. Из инструкторов аэроклуба в лётчики-истребители Великой Отечественной войны [СИ]

— «Ворона», «Ворона» – на посадку, — раздался в ларингофоне голос РП. Маша глянула на часы на приборной панели. Тридцать минут полетного времени истекли, а так хочется полетать еще. Это ведь не ЯК-52 и не «Сессна», а настоящий раритет – И-16. Истребитель времен Великой Отечественной войны, сбитый в боях под Ленинградом. Ну, правда, от того И-16, который их поисковая группа год назад из болота вытащила, мало что осталось. Процентов девяносто деталей заменить пришлось, но зато теперь снова летает да еще как. Чуть тронешь ручку управления, и он сразу идет в вираж, не то, что их предыдущий По-2, который теперь в Канаду улетел. Да оно и понятно, И-16 есть И-16, что и говорить – истребитель.

— «Ворона», повторяю, на посадку, — опять услышала Маша в наушниках голос РП. Ну что же, на посадку, так на посадку, а то еще чего доброго долетаюсь до того, что бензин кончится и с парашютом прыгать придется, потому как И-16 это не По-2, его как планер с неработающим мотором не посадить.

— Я «Ворона», вас поняла, захожу на вторую полосу – ответила Маша РП и заложив крутой вираж, пошла на снижение.

Винт самолета крутнулся последний раз и замер. Маша сдвинула фонарь, довольно потянулась и отстегнув ремни, вылезла из кабины.

— Ну как, Мария, попрощалась с «ишачком»? — спросил подошедший Мигель Альварос, испанский бизнесмен, купивший их И-16.

— Да, Мигель, попрощалась. Теперь он ваш, берегите его.

— О, это да, конечно. Мой дедушка вот на таком же «мессер» над Мадрид гонял, а когда Франко победил, пришлось ему в Америку перебраться и летал он на «Мустанг» до самого 1945 года.

— А у нас в семье в ту войну никто не летал, все по земле ходили. Бабушка санинструктором, а оба дедушки – в пехоте. Так что я летаю первая.

— И вам это очень идет, Мария, — улыбнулся Альварос.

— Я знаю, — Маша улыбнулась в ответ и пошла к зданию аэроклуба.

Ну все, теперь прощай окончательно, мой «ишачок», — думала Маша, наблюдая из открытого окна инструкторской за тем, как И-16 буксируют к ангару. Можно считать, что на сегодня летный день закончен.

И вдруг аэродром исчез. Перед глазами возникла кабина СУ-2 и висящий на хвосте «Мессершмитт». Руки, сжимая спаренный ШКАС, ловят «мессер» в прицел. Еще мгновение и огненная трасса, вырываясь из стволов пулемета, уходит в его сторону. Нет, не попала, еще очередь. Есть. Трассирующие пули полоснули по фюзеляжу. За хвостом «мессера» дым. Сбила, сбила. Вдруг удар сзади снизу. СУ-2 вздрагивает и начинает валиться на крыло. Подбили, подбили. Взгляд назад. Весь фонарь передней кабины в крови. Погиб, погиб после такого не живут. Теперь я веду самолет. Турельную установку на «стоп», разворот. Управление действует. Продолжаю бой. Ручку на себя набрать высоту. Впереди «мессер» идет в лобовую. Только не это. Пулеметы отказали. Залп. «Мессер» бьёт по мотору. Мгновение и из капота вырывается пламя.

Все, надо прыгать, иначе погибну. Я над линией фронта, может дотяну до своих. Ветер бьет в лицо, мчится навстречу земля. Но парашют еще раскрывать нельзя, иначе «мессера» расстреляют в воздухе. Они это любят, сама видела. Земля совсем близко, теперь пора. Рывок за кольцо. Купол раскрыт. Сгруппироваться перед приземлением. Куда? Я над нейтральной полосой, внизу бой. Немецкие танки атакуют. Резкая боль обжигает грудь на комбинезоне кровь, много крови. Я ранена. В меня попали. Не могу, не могу вздохнуть. Ноги касаются земли. На земле. Живая. Надо, надо ползти к своим. Наши окопы совсем близко. Тело не слушается. Сзади лязг металла. Что это? «Тигр», огромный идет прямо на меня. Хочет раздавить. Нет. нет, не надо. Танк – совсем рядом. Я уже почти под ним. Вспышка, страшный грохот.

В лобовую броню «Тигра» бьет снаряд, еще один в башню. Все становится красным, дальше темнота. Я лежу под танком, танк горит, ко мне ползут пехотинцы, но почему я вижу себя со стороны? Что со мной? Меня что…?

Видение исчезло так же внезапно, как и появилось. Снова перед глазами возникло летное поле и И-16, буксируемый к ангару. Маша помотала головой, это еще к чему, видение из гипнорегрессии. Так почти три года прошло. Ну, интересно ей было кое-что проверить. Некую особенность своей личности, странную особенность. Сколько себя помнила, всегда хотела летать, а вот танков боялась до жути. И причем не любых, а немецких, Т-VI – «Тигров». Как увидит «Тигр» по телевизору, так возникает ощущение, что он сейчас ее раздавит. А когда впервые попала с родителями в Кубинку и увидела «Тигр» в металле, так чуть от страха в обморок не упала. А тут подружка, которая в меде училась, возьми и посоветуй ей гипнорегрессию сделать, чтобы вспомнить, что до рождения в прошлой жизни у нее было. Сказала, что возможно она в прошлой жизни летчицей была на Великой Отечественной войне, и ее танк «Тигр» раздавил. Вот на регрессии это картинка и вылезла.

Ощущение конечно, не из приятных, но того стоило. Во-первых, страх перед танками пропал. Как рукой сняло. Во-вторых, из Центрального архива Министерства обороны, что в городе Подольске, ответ на ее запрос пришел, который все регрессные воспоминания тютелька в тютельку подтвердил. Все сошлось. Фамилию, имя, отчество, дата и место рождения, звание, воинская часть, время и место гибели. Ну, а потом решила она «свою» могилу найти и нашла. Перезахоронили «ее» с воинскими почестями. Но вот смертный медальон себе оставила на память. Ребята из поискового отряда разрешили, когда она им про все рассказала. Бумагу из медальона в пластик закатала и дома в укромном месте спрятала, а футляр, вот он, на шее висит, как талисман, на счастье. В каждый полет она его с собой берет, чтобы он крайним, а не последним был.

Маша нежно погладила кожаный мешочек с футляром от смертного медальона. Странно, три года было все в порядке и вот – нá тебе, средь бела дня это видение, к чему оно, с какой стати – непонятно.

За спиной раздались шаги. Маша обернулась. В инструкторскую вошел РП.

— Ну что ты здесь сидишь, Маша, домой пора. Давай я тебя довезу. Или ты расстроилась, что твой И-16 в Испанию улетает?

— Нет, Виктор Петрович, не расстроилась. Мы ведь скоро еще один самолет искать едем, под Смоленск, — почему-то Виктор Петрович РП состроил недовольную рожицу.

— Я ведь тебя всего на десять лет старше.

— На десять лет, — Маша закатила глаза. — Десять лет это не так уж много, я подумаю. А теперь поехали домой.

Двигатель натужно заурчал, трактор дал задний ход и стал медленно отъезжать от берега небольшого, сильно заболоченного лесного озера. Из воды показался обломок хвостовой части фюзеляжа. Медленно и постепенно вода отдавала назад то, что покоилось в ее объятиях почти семь десятков лет. Еще немного и то, что осталось от сбитого в далеком 1942 году По-2 оказалось на берегу. Но осталось от него намного больше, чем ожидали. В задней кабине оказалось тело погибшего летчика, вернее штурмана, летчики в задней кабине не летали. Мумифицированное от действия болотной воды тело, одетое в останки летного комбинезона было намертво пристегнуто к полусгнившему креслу ремнями, голова отсутствовала. Из пулемета в голову – догадалась Маша. Погиб мгновенно, вот почему и не прыгнул с парашютом. В летчика нет – значит, живой остался.