Игорь Валериев - Ермак. Телохранитель [litres]

– Нет. А что за подарок?

– Настойку из корня женьшеня, которому больше двухсот лет. Доктор Рамбах, когда аптекарскую бутыль с этой настойкой и корнем увидел, впал в какой-то мистический экстаз. Потом к нему князь Ухтомский присоединился. Всю обратную дорогу они на эту бутыль как на икону молились.

– И что, действительно ценная вещь? – заинтересовалась императрица.

– Рамбах говорил, что это панацея от всех болезней. Ухтомский вторил ему. А по ценности?! Оба утверждают, что цена этой настойки соответствует стоимости золотого песка, если его насыпать в эту бутыль. А это больше пары пудов получится.

– Интересный подарок! Аленин что, настолько богат, что может себе позволить такие подарки дарить? – нахмурился император.

– Откуда, государь. Он же сирота. А в последнем нападении на Николая хунхузы его хутор сожгли. Ники мне рассказал, что когда Тимофей передавал ему этот подарок, он как-то очень многозначительно посмотрел на твоего сына. При этом Ники почему-то подумал, что эта настойка очень скоро пригодится в вашей семье.

– Может быть, Георгию поможет? – с затаённой надеждой спросила Мария Фёдоровна.

– Не знаю, тут я не советчик, – князь задумчиво почесал шрам. – А вот думается мне, что твой, государь, крестник Бадмаев в этом вопросе должен лучше всех разбираться. Он сейчас в столице?

– Нет, в экспедиции. Но к концу сентября должен вернуться, – ответил император.

– Ничего страшного. Настойка всё равно будет готова только к концу ноября. Так Аленин сказал.

– Да, казак Аленин, ты меня заинтересовываешь всё больше и больше… – задумчиво произнёс император и самодержец всероссийский.

С чего начинается служба в военном училище? На этот вопрос ответит правильно только тот, кто прошёл через это. Также выяснил для себя, что ничего за сто лет не изменилось. Как и в Рязанском десантном училище, так и в Иркутском юнкерском первый день учёбы начался с получения формы.

После того как в полдень построили и начальник училища поздравил всех тех, кто поступил в этом году в данную кузницу офицерских кадров, нас разбили по отделениям и «ввели в училище». Введение заключалось в том, что мы под руководством портупей-юнкеров поднялись на второй этаж, где располагались спальные помещения для взводов. Мою группу из пятнадцати человек завели в большое помещение на тридцать коек. Пятнадцать коек с левой стороны у глухой стены были единообразно и идеально заправлены. Пятнадцать с правой стороны, где были окна на улицу, горбились свернутыми в рулон матрасами, в которых виднелись подушки и одеяла. Кровати были поставлены так, чтобы между ними поместился один столик-шкаф на двух юнкеров. В ногах кровати стояли табуреты. Также в комнате было место для двух небольших столов на пять-шесть человек и две пирамиды для оружия, которые сейчас стояли пустыми. Незаметно оглядевшись, я отметил наличие вешалок при входе в комнату и полок под головные уборы. Знакомая до слёз умиления картина!

В данной комнате состоялось наше дальнейшее знакомство, как я уже успел узнать, с взводным и отделенным портупей-юнкерами. Со старшим взводным портупей-юнкером я даже успел два дня назад познакомиться. Точнее, меня с ним свёл старший урядник Филинов.

Вообще, недельная добровольная работа в училище мне много дала в плане знакомств и получения первичной информации, что сильно помогло на первом этапе обучения. Как позже выяснил, четверо вольноопределяющихся, которые поступили в училище, как и я, сдав только один экзамен, отказались от чести помочь альма-матер на хозработах. Не принято-с!

– Господа юнкера, я ваш взводный старший портупей-юнкер Забелин Митрофан Иванович. – Вперёд вышел высокий усатый казак, на вид старше двадцати пяти лет, одетый в мундир, шаровары, поясной ремень, высокие сапоги, бескозырку и с шашкой на боку. На шашке я отметил наличие офицерского темляка – черного, прошитого по краям серебром, с распушённой в конце серебряной кистью. При представлении юнкер, имевший на белых погонах с золотым галуном три белые с красной полосой лычки, как в кино про белогвардейцев, резко кивнул, щёлкнув каблуками начищенных до зеркального блеска сапог.

– А это ваш отделенный младший портупей-юнкер Сафонов Василий Петрович, – представил Забелин небольшого роста юнкера с тунгуско-бурятскими чертами лица, на плечах которого были погоны с двумя нашивками-лычками.

– С сегодняшнего дня вы все приписаны к конному казачьему взводу, – продолжил Забелин. – Сейчас вы без суеты выбираете, кто на какой кровати будет в дальнейшем спать. Складываете на неё, у кого есть с собой, вещи, которые занимают ваши руки. После этого идём в цейхгауз получать обмундирование. Вещей будет много. Задача – до вечера подогнать и оборудовать служебную и домашнюю формы. Также получите постельное белье. Вопросы?!

В ответ наша группа нестройно прогудела, что вопросов нет. Получив команду выбирать койко-место, я быстро направился к кровати, которая находилась в середине помещения и далеко от ближайших окон. «Зимой теплее будет», – подумал я про себя.

Раскатав матрас и положив свернутое одеяло и подушку в голову кровати, я присел на ложе, на котором мне придётся спать минимум год. Класть на кровать мне было нечего, так как все свои вещи на хранение оставил у дядьки Игната, а часы цесаревича и большую часть денег положил в арендованную Филиновым в Сибирском банке ячейку. Мне из-за возраста арендовать ячейку не удалось, а дядька Игнат наотрез отказался хранить у себя дома часы самого наследника российского престола и такую кучу деньжищ. Вот и пришлось уряднику стать арендатором ячейки в банке.

Вдоль стены, где стояли незаправленные кровати, быстро разбредались остальные юнкера. Вскоре народ разобрался, кто и где будет спать. Споров не возникло. Сказалось то, что из всех вновь поступивших – «молодых людей с вокзала», так называли штатских абитуриентов – было только двое: я и ещё один юноша в тужурке гимназиста. Остальные были вольноопределяющимися и урядниками полков Сибирского, Енисейского, Иркутского, Забайкальского казачьего войска. С Амурского и Уссурийского войска, судя по форме, никого не было. Но я успел у старшего портупей-юнкера Забелина узнать, что младший портупей-юнкер Сафонов родом из станицы Буссе и до поступления в училище был урядником в Амурском конном полку в третьей Благовещенской сотне. И в старшем классе есть ещё двое юнкеров из Амурского конного полка, которые служили в четвёртой Поярковской сотне. В общем, по меркам Сибири и Дальнего Востока, не то что земляки, а почти родственники.

Наличие такого количества служивых людей привело к тому, что они быстро разобрались с местами в спальне, скучковавшись по войсковому и земляческому принципу. Видимо, поэтому моим соседом по столику-шкафу между кроватями стал гимназист. Штатский к штатскому, так сказать. На мне хоть и была форма Амурского казачьего войска, но погон не было.