Евгений Красницкий - Отрок. Ближний круг: Ближний круг. Стезя и место. Богам – божье, людям – людское [сборник litres]

– Урядник Степан! Поступаешь в подчинение ратника Арсения! – подтвердил Мишка распоряжение Егора, втихомолку радуясь, что у десятника хватило понимания и веры в возможности мальчишек.

– Слушаюсь, боярич!

Потом началось самое тяжелое – ждать. Спасибо, хоть Герасим взял на себя роль поставщика новостей. Время от времени заглядывая в избу, где лежал Мишка, он сообщал:

– Четырех лучников на том берегу положили, остальные спрятались. Десятник велел пленных гнать, чтобы завал расчищали.

Еще через какое-то время:

– Еще двоих лучников положили и троих пленных.

– Лучники?

– Нет, наши. Двое работать отказались, а один убечь хотел.

– Посмотри, Андрей не очнулся?

– Нет, вроде бы… ну, я пойду?

– Ступай… осторожнее там!

Еще примерно через полчаса:

– Лучники из кустов стрелять попробовали, да не вышло – все равно высовываться приходится. Одного пленного убили и ратника Чуму ранили.

– Сильно ранили?

– Как ранили, не знаю, а ругается сильно.

– Посмотри, Андрей не очнулся?

– Нет, вроде бы.

Следующий доклад:

– Бревна раскидали, а телеги с места не стронуть – увязли. Десятник Егор говорит, что разламывать придется. А те затихли. Два раза из кустов стрельнули, наши по ним тоже, но непонятно: то ли убили, то ли спрятались. А Чума все ругается… я даже и не знал, что столько срамных слов есть…

– Есть еще больше, только он их не знает. Посмотри, Андрей не очнулся?

– Нет, но дышит ровно…

– С того берега ничего не слышно?

– Нет.

– Ступай, сам, гляди, под стрелу не подвернись.

– Не-а, не подвернусь, я же сам охотник!

О следующем событии раньше Герасима возвестили радостные крики. Герасим прибежал чуть позже, сияющий и возбужденный.

– Ратник Арсений с того берега машет! Наша взяла!

– Посмотри, Андрей не очнулся?

– Нет.

– Возьми с собой брата Ферапонта и сходи на тот берег. Пусть он свою котомку заберет и котомки братьев Бориса и Софрона… ну, и еще, что пригодиться может – им же с раненым до дому добираться. Если десятник Егор разрешит, пусть и телегу себе одну оставят. Узнай, нет ли среди отроков убитых или раненых… и вообще, как там все было. Нет, лучше пусть Степан придет и доложит.

– Ага! Ну, я побежал?

– Беги.

Обратно Герасим вернулся в сопровождении урядника Степана и мрачнее тучи. Степана, прижимающего к лицу окровавленную тряпку, он поддерживал под руку.

– Усади его, – скомандовал Мишка. – Говорить он может?

– Невнятно… у него нос, кажись сломан, – убитым голосом сообщил Герасим. – Отрока Феоктиста убили и еще двое раненых.

– Как случилось, знаешь?

– Рассказали. Они через овраг незаметно перебрались, а там народу больше двух десятков. Ну, наши почти половину сразу положили, потом еще… те разбегаться стали, и тут полусотник их откуда-то сбоку выскочил, а с ним четверо с топорами и сразу в кусты, где отроки прятались. А у них, как на грех, как раз самострелы разряжены. Феоктиста сразу топором… – Герасим перекрестился. – Прими, Господи, душу раба Твоего.

– Дальше рассказывай.

– Ратник Арсений двоих с топорами сразу положил, потом еще одного. А рыжий полусотник двоих отроков мечом… он бы и больше, но в него кто-то выстрелить успел, а потом уж отроки кистенями…

– А Степана кто?

– Не видели… наверно, четвертый, который с топором был, но он делся куда-то, не нашли. И Степана по кустам искали, искали… потом смотрят, а он без памяти лежит, личина железная погнута, чуть кровью не захлебнулся.

Мишка представил себе, какая мясорубка могла бы случиться в кустах, если бы Арсений не зарубил троих журавлевцев, и понял, что от десятка могли остаться «рожки да ножки». Опять та же самая ошибка, что и на хуторе – все самострелы оказались разряженными одновременно. Но, кажется, тактика, выбранная им для обучения стрелков, себя оправдала – хорошо обученная пехота, вооруженная самострелами, могла стать достойной альтернативой латной коннице. Только пехоты этой должно быть много, и должна она уметь не только держать строй, но, при нужде, использовать складки местности, естественные и искусственный препятствия, сочетать залповый «огонь» с беглым… короче говоря, мысль обучать отроков так, как его обучали в Советской армии, при учете разницы между автоматом Калашникова и самострелом, видимо, оказалась правильной.

– Наставник Андрей глаза открыл! – воскликнул Герасим.

Мишка попытался подняться, не получилось.

– Помогите-ка мне встать! Герасим, руку дай.

– Нельзя тебе, боярич…

– Исполнять!

Степан, все так же прижимая окровавленную тряпку к лицу, свободной рукой пихнул Герасима, показывая, что надо подчиняться приказу. Как только Мишка поднялся, беспомощно висящая левая рука будто стала втрое тяжелей и заболела гораздо сильнее.

«Ну как у Льва Толстого: “Господин капитан, я контужен в руку!”»

– Андрей, слышишь меня? – Мишка поддерживая больную руку здоровой, склонился над Немым, стараясь поймать его взгляд. – Не шевелись, тебя конь копытами побил сильно. Слышишь? Понимаешь?

Немой вполне осмысленно глянул на Мишку и полуприкрыл глаза в знак того, что слышит и понимает.

– Рука у тебя вроде бы сломана, а с ногой неизвестно что, но ты, главное, скажи… покажи: у тебя внутри ничего не отбито? Не чувствуешь боли в груди, в животе?

Немой отрицательно повел глазами и, похоже, от этого у него сразу же закружилась голова.

– Все, все… – торопливо остановил его Мишка. – Больше не шевелись и ничего не делай. Мы через овраг прорвались, скоро к своим поедем. Все хорошо, больше уже ничего не случится, завтра с нашими встретимся, там тобой настоящие лекари займутся.

Немой вздохнул и закрыл глаза. Мишка потоптался, пробуя, хорошо ли держат ноги, потом велел Герасиму:

– Помоги рубаху надеть и найди чего-нибудь, чтобы руку подвесить, а то болтается, как… как не знаю что.

Увы, триумфального возвращения – верхом, во главе двух десятков опричников, с добычей и пленными – не получилось. Мишка полулежал в телеге, пьяненько помаргивая глазами, и даже не сразу сообразил, что самостоятельный рейд «по тылам противника» завершен – Арсений придумал в качестве обезболивающего поить раненных кальвадосом. Исполнявший роль возницы, раненый в ногу Фаддей Чума тоже «наобезболивался» так, что если не подремывал, то либо ругался последними словами, либо орал песни, терроризируя весь обоз уникальным сочетанием отсутствия слуха и голоса одновременно.

Первым к телеге подошел не дед, как ожидал Мишка, а обозный старшина, по совместительству, специалист по военно-полевой хирургии и эвтаназии – Бурей. И первый вопрос, который он задал, был не о самочувствии раненых, а о том, в какое это место надо получить ранение, чтобы от раненых так завлекательно пахло?