Максимилиан Раин - Внук Донского [оптимизирована обложка]

– Знай, отец, что я не в монастыре пребывал, а в кремеле, в узилище вонючем. Боярин Единец со своими людьми меня похитили, пытали и требовали, чтобы я признал себя холопом, честь княжескую поруша. С трудом великим удалось от них сбежать, переодевшись в воинскую одежду и с помощью одного честного человека, – проговорил я пересохшим от волнения горлом.

Отец резво повернулся ко мне всем своим внушительным корпусом и зловеще хмыкнул:

– Ай, блядишь, Дмитрие.

Вместо ответа снял рубаху и обнажил спину со свежими ещё следами порки.

– Мнилось, иже похотел ты схоронитися у старца Паисия от мя и детелей державных. Ово захворал досюльны скорбия, – растерянно пробормотал отец, осторожно обнимая меня.

– А разве отец Паисий ничего тебе про меня не говорил?

– Хвор он был зельно. Молитвами нашими днесь токмо в здравие взошед.

Значит, с этой стороны ничего мне пока не угрожало. Если весы Фортуны качнулись в мою сторону, не мешало бы разобраться с подлецом Кирияком.

– Отец, ты покараешь лиходеев, меня жестоко мучивших?

– Лично доводство содею, – пообещал он, – токмо не верю, иже сей худогий муж противу нас с тей крамолы творил. В заслугах велиех боярин Кирияк для порядия государева.

Отец смотрел так, будто надеялся, что я вдруг признаюсь, что сам себя избил плетью, мух отгоняя.

– В сём ряде без спеху требно вся деяти, – помыслив, постановил он, – Поди, сыне, и обрядись сподобно сей вятшести. Лечца те прислати?

Почувствовав, что князь намерен завершить разговор, решился высказать самое важное:

– Отец мой, если меня любишь, прикажи освободить гудцов Рака Мирона и Зайца Треню. Эти молодые люди за меня заступались, когда Единец со своими подельниками на меня напали. Лиходеев, меня жестоко мучивших в узилище, покарай.

– Обещай ми паки сыном послушливым бысте и союзом [398] Союз – связь, согласие. обречи ся на женитву с Марией Ярославной, княжной Боровска, то исполню тея поречение [399] Поречение – жалоба, обвинение, упрёк. , – неожиданно выставил отец встречное условие.

Баш на баш, значит? Ну, ладно. Соглашусь. Свадьба всё равно ведь не состоится. Машке суждено быть государыней московской. Я-то знаю историю, в отличие от грозного батяни.

– Воля твоя, батюшка, – притворно вздохнул я, сдерживая радость, – будет, как ты повелишь.

Отец от избытка чувств устроил мне костодробительный обниманс и крепкогубный целованс. Я был не против малость потерпеть.

А жизнь-то налаживается! Вернулись мои слуги – Ждан и Устин. Помогли мне приодеться в приличествующее по статусу шмотьё. Душевно так старались, будто сильно соскучились. На мне теперь красовались расшитая золотыми узорами по краям белая шёлковая рубаха, штаны синие из тафты, сапоги сафьяновые, опять же синие, кафтан красный с золотыми завитками. Пришёл лекарь Саид, и пришлось снова раздеваться. Попользовал он меня мазями и притирками, подрихтовал раскуроченную морду. Такой слой грима навощил, что я сам себя перестал узнавать в зеркале. Зато позорные отметины стали едва заметны.

Будто приняв зов моего, обиженного тремя корочками, желудка прибыл теремной дьяк и позвал на трапезу. Там застал весь ближний совет, включая боярина Единца и старшину княжеских гридей. За трапезным столом сидел только князь. Все остальные с испуганными лицами ютились на пристенных лавках, а главный гридь, бояре Семён и Кирияк так вовсе стояли на вытяжку перед государём с потерянным выражением на своих косматых лицах. Отец кивком указал мне на место подле себя. Бояре привстали и отвесили мне полупоклон.

Разговор происходил на повышенных тонах и касался произошедших прошлой ночью загадочных событий во дворце. Никто точно не знал, что именно тогда произошло. Бояре выдавали сведения, один другого нелепее от разных очевидцев. Одни говорили, что на дворец напала целая толпа татей. Они избили охранявших ворота гридей и ворвались на женскую половину. Там сильничали жинок служивых всю ночь. Кладовые с запасами ценного заграничного вина разорили. К Евпраксии тоже залезли, бзыри [400] Бзырь – гуляка. злопакостны, и само собой оприходовали её. Странно всё как-то. Может быть, после меня ещё какая-то сексуально озабоченная толпа прорвалась во дворец.

Другие рассказывали про явление чёрта «рогами бодлива, ногами колотлива, из ноздрей смрад извержаща». Эта нечисть всех воев во дворе играючи раскидала и пошла охотить прислужниц и прочих жинок. Чего он несёт? Какой такой смрад у меня в ноздрях обнаружился? Догадался, что речь шла именно о моём шумном возвращении с гулянки. Нашли чёрта. И когда это я успел за ночь такую ораву женщин оприходовать и винные подвалы разорить? Что за подлые поклёпы? Обидно даже!

– Праздник велий православны в предверье, а у мя в хоромах черти резвятся. Кое тея радение, Семён Фёдорович? А ты, Демид, охупавился неизреченно. Гриди службу не лещат. Погнати их вся со двора требно. Не торжнику [401] Торжник – торговец, меняла. суетну [402] Суета – пустота, ничтожность, мелочность, бессмысленность. служат – самому князю велию Звениградску и Галицку. Деи [403] Деи – разве, ужели. мя людие почитати стану, аще всяк шиши в терем княжески вламываются, яко на двор постоялы? – орал, багровея на глазах, князь. – А ты, Кирияк Михеич, почто за шишами не взираешь? Развёл их в Галиче, аки скнип [404] Скнипа – вошь, блоха. на паршивой собаке. Аще помале порядие не сладится в моих владениях, сгоню с места тяжко.

Преподлая мразь Единец меня, видимо, не узнал. Посматривал равнодушно, как удав, перекусивший кроликом. Грим ли так меня преобразил, или притворялся искусно. Однако Жеховской посматривал на меня с опаской. Отец не стал акцентировать внимание бояр на моих приключениях. Пусть разбирается тишком, если ему так будет удобней. В итоге прогремевшей грозы пострадал больше всего старшина гридей Демид:

– Гридей дворцовых со старшиной всех купно со двора гнати и секратых [405] Секраты – недавно, только что. наяти [406] Наяти – нанять, подрядить. наместо.

Боярин Единец за нерадение был оштрафован на десятую долю своих прежних пожалований в пользу княжеской казны. Боярин Морозов отделался лишь лёгким испугом. Наоравшись до хрипоты, отец предложил собравшимся подсаживаться к столу. Ближники оживились и присоединились к княжеской трапезе.

Обед получился весьма не плох, хоть и рыбный изрядно по постному варианту. Рыба почему-то раньше считалась постной едой. Уха выдалась наваристой, как и каша, где были перемешаны крупа, белое рыбье мяско и какая-та ботва. Пирожки-пряженцы тоже не минула рыбная тема. Осталось надеяться, что напитки не окажутся из чего-то рыбного. Проголодавшиеся вельможи не разговаривали, усиленно работая жевательными мышцами. После прогремевшего над их головами княжеского разноса желание что-либо обсуждать у всех пропало.