Анатолий Дроздов - Лейб-хирург

Закончив читать текст, Мария некоторое время разглядывала снимки. Фотографу они удались. Вот заходит в атаку немецкий аэроплан. Вот Довнар-Подляский в белом халате стреляет из пулемета, положив его ствол на край двери. Хорошо различим вылетающий из пламегасителя на конце ствола дымок от сгоревшего пороха. Вот разбитый немецкий аппарат и лежащее рядом изломанное тело пилота. А вот улыбающийся Довнар-Подляский с пулеметом в руках.

«Он что, самоубийца? — подумала императрица. — Специально смерти ищет?» Положив газету, она нажала кнопку электрического звонка. Почти тут же в кабинет просочился секретарь.

— Разузнайте, Сергей Витальевич, каким образом Довнар-Подляский оказался на фронте?

— Уже навел справки, государыня, — поклонился секретарь.

«Золотой человек!» – подумала Мария.

— И?

— Он отправился туда самовольно. С министром двора и Главным санитарным управлением армии им была согласована поездка в штабы фронтов для демонстрации в тамошних госпиталях новых методов лечения. По окончании этих поездок, Довнар-Подляскому предписывалось вернуться в Москву. Но он отправил в столицу сопровождавших его лиц, сам же, без всякого на то разрешения, поехал в медсанбат, в котором проходил службу до ранения. В штабе фронта об этом узнали из газеты.

— И что сказали?

— Они довольны, что такой врач трудится у них.

— А что говорит министр двора?

— Его сиятельство в гневе. Грозил обратиться с прошением об отставлении Довнар-Подляского от двора.

— Героя войны? Человека совершившего героический поступок? Как это воспримут в обществе? Граф в своем уме?

— Не могу знать, государыня. Но он считает, что Довнар-Подляский ведет себя слишком дерзко.

— Он врач, а не придворный. Я даровала ему чин лейб-хирурга, чтобы Валериану Витольдовичу было легче внедрять в практику медицинские новшества. Это его основная задача. Мне не нужно, чтобы он терся при дворе, ища милостей. Передайте это графу!

— Непременно, государыня!

— Но за самовольство Довнар-Подляского следует наказать. Я сама этим займусь. Направьте штаб фронта телеграмму с требованием немедленно откомандировать его в Москву. И узнайте больше об этом происшествии, — Мария ткнула пальцем в газету.

— Слушаюсь, государыня!..

Встреча с журналистами несет неприятности. Я убедился в этом, когда в медсанбант прибыл посыльный из штаба дивизии и принес телеграмму с требованием выехать в Москву. Как не вовремя! Медсанбат только-только переехал в здание реального училища в Островце. Мы приспособили классы под палаты, развернули полноценные операционные и готовились принимать раненых. К нам – о чудо! — привезли переносной рентгеновский аппарат с динамо-машиной к нему. До сих я видел только стационарные установки, да и те – в госпиталях Минска и Москвы. Оказалось, что переносные аппараты разработала дважды лауреат Нобелевской премии Мария Склодовская-Кюри и предложила их российскому правительству. У того хватило ума купить. Рентген – великое подспорье, с его помощью легко обнаруживать в телах раненых осколки и пули, особенно шрапнельные. А тут – на тебе! Телеграмма требовала не медлить. О серьезности намерений штаба свидетельствовал и присланный за мной автомобиль. Я быстро собрался, попрощался с врачами и забрался в салон. Высыпавшие из здания коллеги махали мне руками. Я помахал в ответ. Когда снова увидимся? И получится ли? Война как сводит людей, так и разлучает, причем, зачастую внезапно.

Автомобиль доставил меня на станцию. Оттуда один санитарный поезд отвез в Минск, а другой – в Москву. Дорогой я помогал коллегам в лечении, даже сделал несколько переливаний. К счастью, в поезде нашлись нужные реактивы и системы, да и в донорах недостатка не оказалось. Так что всех тяжелых доставили в столицу живыми – не пришлось снимать трупы на станциях. На вокзале я нанял извозчика и поехал к себе. Там попросил Никодима приготовить ванну и с наслаждением смыл с себя фронтовую грязь. В медсанбате с этим напряженно – мылись в землянке, поливая себя из ковшиков, да еще не чаще раза в неделю. А тут понежиться в горячей воде, зная, что не прибежит санитар и не прервет удовольствие, сообщив, что с передовой доставили раненых.

После ванны я побрился, пообедал, чем бог послал, и облачился в парадный мундир. Следовало явиться в Кремль и доложиться министру двора – от его имени была направлена на фронт телеграмма. Однако министр принять меня отказался – об этом сообщил его адъютант. Я пожал плечами и вышел из приемной – не больно-то и хотелось. Поеду домой! Завалюсь в кровать и высплюсь – на фронте некогда было.

Размечтался! В коридоре меня перехватил лакей.

— Вам надлежит пройти в приемную ее императорского величества! — сообщил торжественно. При этом выражение лица у него было, как у генерала, отдающего приказ нерадивому подчиненному. Весь кайф обломал, халдей!

Пройти, так пройти. Я последовал за лакеем. В приемной секретарь тещеньки велел ждать, а сам скрылся за дверью императорского кабинета. Сесть он не предложил. Я стоял, рассматривая дверь. Произведение искусства! Резьба, инкрустация. На створках изобразили виноградную лозу в период плодоношения. Тяжелые гроздья выпирали из дерева, словно приглашая отведать сочных ягод. Несерьезный сюжет. Я бы изобразил палача с кнутом. Чтобы прониклись и знали место…

— Вас ждут! — сообщил секретарь, выскользнув из дверей.

Я мысленно перекрестился и вошел. Императрица встретила меня, сидя за столом. Я поздоровался и замер на пороге.

— Проходите, господин Довнар-Подляский! — сказала тещенька и кивнула на кресло. — Присаживайтесь.

Неплохо. Если предложили сесть, бить будут не больно.

— Как вы оказались на фронте? — ледяным тоном спросила императрица, после того, как я устроился в кресле. — И за каким чертом вас туда понесло?

Кажется, я ошибся в предположениях…

— Решил оказать помощь коллегам. Это мой долг.

— Ваш долг – служить престолу. Для этого вам дарован чин и полномочия. Мы определили, чем вам следует заниматься, а вы отправились в пекло. А если б германский пилот не промахнулся? Вам мало ранения в голову?

— Виноват, государыня!

— Сама знаю, что виноват! — фыркнула она. — Чего вы хотели этим добиться? Зрелый мужчина, а ведете себя как мальчишка! Вам мало славы? Ищете популярности? Для чего? У меня это вызывает подозрения. Что задумали?

Ни фига себе! Заговор шьет. Вот змея!

— Обидно слышать это, государыня. Я понимаю, почему вы ищете в моих поступках второе дно. Работа такая. Но не стоит множить сущности, как говорили в моем мире. Или вы считаете, что это я подговорил немецкого пилота напасть на медсанбат, подгадав это к визиту репортеров? Это всего лишь случай.