Семён Афанасьев - Доктор 2

— Завтра как обычно? — как ни в чём не бывало, спрашивает Котлинский, протягивая мне руку перед своей машиной.

— Да, конечно. — Киваю в ответ.

Они с Леной кивают друг другу. Я по Котлинскому вижу, что он вполне в нормальном настроении, в отличие от Лены. Которая необычно задумчива и слегка подавлена.

Мы ещё рассаживаемся в машине, перекладывая на заднее сиденье сумочки Лены, какой-то кардиган (зачем он нужен летом?) и ещё какую-то мелочёвку.

Лена трогается с места, молча проезжает около полукилометра, паркуется на обочине, глушит двигатель, поворачивается ко мне и, притянув меня к себе, не отпускает несколько минут, сопя мне в макушку.

— Мелкий, ты мудак. Дурак ты, Мелкий. — Бормочет она.

— Какое странное сочетание слов и действий, — смеюсь я, — особенно когда ты меня носом утыкаешь в… м-м-м… детали анатомии.

— Молчи, — говорит она, продолжая прижимать меня к себе всё крепче. — Не представляешь, что передумала, пока сюда ехала.

— Так вроде всё же в порядке? Я жив-здоров, ребята прикрыли сразу. Теперь понятно, что даже реальной опасности для жизни не было, так, поболтать хотели… Хотя и козлы, не спорю.

— Дурак ты, Мелкий, — повторяет Лена.

После чего нажимает что-то на моём сидении и оно откидывается назад почти как кровать. Лена прижимается ко мне, вжимая меня в спинку и не давая пошевелиться.

Аккуратно кладу руки ей на талию и раз за разом бросаю частоту спокойствия, за минуту приводя её в нормальное состояние.

— А ты, говорят, большое начальство ХОСа какими-то африканскими наёмниками пугала, страшный человек? — говорю, чтоб как-то разрядить обстановку.

— Можно сказать, что не пугала. Обещала, — бормочет Лена, не двигаясь с меня. — Я и сейчас в раздумьях.

— Боюсь спросить, на какую тему, — смеюсь, аккуратно сдвигая Лену с себя и возвращая спинку сиденья в вертикальное положение. — Лен, погнали? Бедный бассейн меня и сегодня не дождался, давай хоть к Сергеевичу успеем? Ты же умеешь ездить быстро?

— Хм… ладно, — почти приходит в себя Лена. — Быстрая езда — лучшая терапия. Только я сегодня везде с тобой. И это, Мелкий… после Сергеевича едем к моему Бате. Хорошо?

— Без проблем, — киваю, понимая, что сейчас лучше не спорить. Да и смысл, возможно, в этом есть. — А зачем?

— Я батю никогда ни о чём не прошу, думаю, ты заметил. Но сейчас как никогда нуждаюсь в его профессиональном участии. Не как банкира, — поясняет Лена, выруливая с обочины на трассу и утапливая педаль газа до самого пола.

К Сергеевичу, кажется, успеваем. Даже с запасом.

— Поясни? Саматов с Арабом вроде бы не считают опасность серьёзной?

— Мелкий, у меня нет от тебя секретов. Но ты уверен, что хочешь ответа?

— Разумеется, — кладу руку на её правое бедро. — Если не скажешь — как раз будет секрет.

— Я ещё пятнадцать минут назад искренне собиралась сделать так, чтоб этого территориального представителя достали и дома. — Признаётся Лена.

— В соседней стране? — широко открываю глаза. — Серьёзно?

— Более чем, — кивает Лена. — И сейчас ещё не уверена, что остыла.

— Тебе не кажется, что это перебор? — свожу брови вместе. — Сегодня и так двое человек погибли. Третий, вероятно, надолго сядет…

— Я не эгоистка. И даже более того, каторгой и фигнёй в реанимации могла бы вообще не страдать, уж ты-то знаешь. Но тут другое, — как-то необычно сосредоточенно объясняет Лена. — Это какой-то мой женский псих. Я понимаю, что он неконструктивен, но именно сейчас ничего не могу с собой поделать. Мелкий, те инъекторы, там ведь разные варианты возможны были. Я не стала спорить на базе, но те ребята с Котлинским не реаниматологи ни разу. А паралитик есть паралитик! И тот, кто готов использовать такое… должен быть готов к аналогичным ответным действиям. — Заканчивает она, со свистом обгоняя по встречке какую-то фуру.

— Араб тоже врач, военно-медицинская академия.

— Ты смотри, а ведь подумала ещё, — качает два раза головой Лена. — Но спросить постеснялась.

— Я не постеснялся, — смеюсь. — Психиатр, говорит.

— Ну видишь, не реаниматолог же. Он с этими спецпрепаратами имел дело только в теории и, скорее всего, только в рамках учебного спецкурса. Теоретического. А я… Это яд, Мелкий. Яд, блокирующий работу дыхания, сердечной мышцы, в общем, разные варианты. Антидот антидотом, но тебе только шестнадцать. — Лена смахивает что-то из уголка глаза. Я тактично стараюсь этого не замечать.

— Хорошо. Едем к Роберту Сергеевичу после тренировки, — киваю, чтоб не углубляться. — Давай с ним советоваться.

Интересно, а где-то есть в мире люди, которые спокойно могут отстоять свою точку зрения, когда их вторая половина плачет? Ни о чем не просит. Ни на чем не настаивает. Только молча роняет слёзы, ничего не прося.

Я уже сам готов придушить этого территориального представителя.

Продолжаю бросать на Лену частоту покоя до самого спорткомплекса. Кажется, её эта история зацепила больше, чем всех остальных вместе взятых.

Сергеевич, мазнув взглядом по Лене у входа, отводит меня в сторону:

— Спортивная форма есть?

— Конечно, — поднимаю в воздух пакет, с удивлением глядя на него.

— Не у тебя. Для неё форма есть?

— Да, в багажнике. — Поясняю, — в теннис ездим играть, плюс у неё свой зал, есть во что переодеться.

— Скажи ей, пусть возьмёт форму из машины, переоденется в женской раздевалке и идёт сюда.

Через пятнадцать минут, когда остатки абонементной группы расходятся, в зале остаются только те, кто идёт на соревнования. Тренировку с нами ведёт сам Володин, который мой тёзка. Впрочем, рисунок тренировки с ним не сильно отличается от обычного, разве что в ринге он мелькает гораздо больше Сергеевича. Кстати, через полчаса мне кажется, что как тренер Володин послабее.

А Сергеевич, полностью махнув рукой на наш тренировочный процесс, в углу с Леной лично заставляет её прыгать «квадрат», потом бросать кулаки перед зеркалом в учебной стойке, в общем, выжимает три пота из неё. С удивлением вижу, что вся эта физкультура идёт ей только на пользу, если говорить об эмоциях. Как боксёр она, конечно, выглядит смешно.

Мы уже заканчиваем, идём в душ, взвешиваемся, а Сергеевич с Леной ещё упражняются.

— … Саня, а почему так? — спрашивает Игорь, тяж, указывая на весы. Обращается к Володину, не ко мне.

— Так душ же, — разводит руками Володин. — На мелких весах не видно, а у тяжей часто так. У тебя ещё ладно, сто граммов. А вот на кубке, помню, лет несколько назад… В тяжах тогда Гога был, гоняли его, чтоб в девяносто один втиснулся. Отпахали два режима за тренировку, Гога тогда ещё в озэка тренировался, взвешивается сразу после тренировки. Девяносто с половиной. Он радостный такой, сегодня пожру, говорит, кефирчика бахну. Ещё же семьсот грамм за ночь во время сна слетает.