Олег Северюхин - Ваше благородие

Все полицейские чины так же представились и пожали мне руку, поздравив с наградой. Околоточный надзирателей руководил отправкой задержанных, а офицеры и я на извозчике поехали в полицейское управление.

В полицейском управлении меня допросили как потерпевшего. Пришедший полицмейстер посетовал, что я не хочу стать полицейским офицером, так как у меня бесспорно талант к полицейской работе.

Я понимал, что полицейская работа нужная и почётная. Но это в обществе, где честь, справедливость и законность в почёте. А когда в обществе честь, совесть и законы направлены против народа, то и полиция становится антинародной и полностью враждебной народу, а это самый главный признак глубокого гниения власти и предвестник революции, первой жертвой которой станет именно полиция, терроризирующая народ. Начальство стразу открестится от неё.

— Это всё они, — будут кричать они, — это они не любят народ.

А полицейские, зверствующие с безоружным народом, не понимают, что именно они будут отвечать за исполнение преступных приказов. И все полицейские, которые ходят вокруг в полицейском участке, это уже приговорённые то ли к смерти, то ли к каторге ГУЛАГА приближающейся революцией. Они пока не знают, что будет через десять лет, а я знаю, и знаю, что все эти протоколы и медали отрезают мне путь в число строителей нового общества. Даже моё офицерское будущее будет являться основанием для расстрела. Вместе с офицерами и полицейскими п первые революционеры будут расстреляны и похоронены в массовых могилах на расстрельных полигонах.

Часам к семи после полудня, предварительно почистив костюм в полицейском участке, я добрался домой. МН и ИП с тревогой ожидали меня.

МН очень умная женщина и не бросилась ко мне на шею, соблюдая внешние приличия, хотя все и так догадывались о наших близких отношениях.

— Мы уже наслышаны, — сказал ИП. — Убитого и раненного доставили к нам. С раненным ничего страшного, будет бегать, а второго наповал. Он даже испугаться не успел. Ничего не чувствуете?

— А что чувствовать, — сказал я. — Всё произошло быстро и на расстоянии. Да и мне кажется, что морально я уже давно был готов к этому. А почему, не знаю.

Чего тут не знать, если все военные училища с первого дня готовят людей к тому, чтобы они могли убивать врагов, защищая своё Отечество и я учил своих солдат убивать врагов. И тот, кто научит своих солдат убивать, тот будет успешным командиром и полководцем, который сумеет сдержать любого врага и одержать победу в любом сражении.

Вы не замечали, почему в одних боях фашисты триумфально шествовали, а в других боях застревали и не могли сдвинуться ни на шаг?

А всё потому, что в первом случае солдаты стреляли не во врага, то есть в человека, а в белый свет как в копеечку. И враг знал, что в него не стреляют и бесстрашно рвался вперёд.

Во втором случае враг видел, что в него стреляют прицельно, что вокруг падают убитыми его товарищи, и он быстро падал на землю, и окапывался при помощи своей лопатки, чтобы остаться в живых. Бывали случаи, когда отделение снайперов останавливало атаку превосходящего противника. И так во всех войнах. Третьего не бывает. Либо ты воин, либо ты не воин.

— Ладно, — сказал я, — как говорят у нас: нечего тянуть резину, по рублю и к магазину. Это так, шутка, водка уже стоит в погребке. Режем ветчину, огурчики, помидорчики и я ещё купил кусочек свежей осетрины, сейчас мы её поджарим и у нас получится отличный стол, чтобы обмыть георгиевскую медаль.

По части рыбы я специалист. Осетрину быстро помыл, нарезал тонкими пластинками и в раскалённое масло на сковородке, благо МН уже развела таганок. Тонкие кусочки рыбы жарятся очень быстро, чуть только рыба поменяет цвет. Осетрина из перламутровой должна превратиться в белую, и её нужно сразу снимать.

Гранёные стеклянные рюмки на ножках были ёмкостью сто граммов. Я налил полные рюмки, опустил в свою медаль и сказал: — ну, чтобы не последняя, — и залпом выпил водку. Закусил солёным огурцом и сел.

ИП чуть подумал и повторил мой залп. МН чуть пригубила. И правильно. Женщина должна быть только слегка пьяной.

После водки всё, что было на столе, пошло влёт. В водке главное — это горечь, которая будит аппетит и активирует вкусовые рецепторы.

Доктора ИП мы проводили до проспекта, где он нанял извозчика и поехал домой. Мы с ИП потихоньку пошли домой.

— Что-то я волнуюсь, — сказала МН. — Какой-то сумасшедший год и он начался с твоим прибытием. До это все шло так себе, а здесь всё помчалось как на ледяных катушках.

— Это хорошо или плохо? — спросил я.

— Не знаю, — сказала МН. — Возможно, что это хорошо, но я боюсь, что ты, с какой скоростью прибыл сюда, с такой скоростью и унесёшься в неведомую даль и я тебя больше не увижу. И потом, через несколько дней ты станешь с университетским образованием, потом станешь офицером, потом выслужишь себе личное дворянство и для чего тебе будет нужна женщина-простолюдинка, да ещё не десять лет старше тебя?

— Не накручивай себя. Наша встреча предопределена свыше, и неужели мы будем противиться высшей воле? Как мы плыли в одной лодке, так и поплывём дальше.

— И в каком качестве поплыву я? — засмеялась МН. — Гребцом или кормщиком?

— Сейчас трудно сказать, но время все расставит по своим местам.

— А что ты скажешь на то, если я пойду в университет изучать медицину? — спросила МН. — С моим образованием это будет трёхгодичный курс.

— Я только за. Скоро я буду на военной службе и не буду мешать тебе в учёбе. И денег нам хватит на всё.

Мы как раз подошли к дому и уже в доме дали волю своим чувствам.

Примерно в полночь я растопил таганок и поставил на него чайник для позднего чая.

Лёжа в постели и попивая чай с конфетами, я сказал:

— Пора уже купить керосинку и не плестись за телегой научного и технического прогресса, каждый раз разжигая первобытный костёр для приготовления пищи.

Как всегда это бывает, день экзамена или другого важного события надвигается неотвратимо, и как бы человек не оттягивал, наступление его неотвратимо. И этот день наступил шестого сентября 1907 года в пятницу в год Огненно Красной Овцы.

Утром МН ушла в присутствие и перекрестила меня, пожелав ни пуха и ни пера. Мой ответ — к чёрту — очень хорошо контрастировал с крестным знамением.

На экзамен я прибыл с медалью, а в составе членов экзаменационной комиссии увидел и давнего знакомого подполковника Скульдицкого.

Председательствовал директор департамента просвещения края действительный статский советник, фамилию которого я забыл, и она почему-то не вспоминается.

— Мы рассмотрели представленные вами работы, — сказал он, — и находим их удовлетворительными. Поэтому мы проведём устный опрос и решим в вопрос о результате прохождения испытания по университетскому курсу.