Александр Осин - Государь поневоле

— Что ты государь! Что ты! Никак причудилось чего? — рядом со мной оказалась давешняя мамка — Родионовна.

— Ничего Родионовна, — ответил я за Петра — тяжко мне сегодня от людей. Оставь меня.

— Да ты, батюшка, здесь ли сидеть будешь, али пойдешь к себе в опочивальню?

— Пойду, Родионовна.

Солнце, наверное, уже ушло за горизонт. В густых сумерках я дошел до своей спальни.

При помощи Андрея Матвеева стал раздеваться. В памяти своего носителя я обнаружил, что спальниками у меня было пожаловано довольно много родни со стороны матушки. Сегодня всех их забрали бунтовщики и врядли я смогу теперь увидеть дядьёв живыми. Теперь понятно, почему безлюдье в царских покоях так пугает Петра. Он привык, что кругом царского величества вьется служилый ближний народ. Откуда-то появился заспанный мужик ("Тихон" — подсказал Пётр) и помог мне снять сапоги.

— Тихон, мыльня топлена?

— Протоплена, батюшка, протоплена. Ты никак омыться желаешь? — он посмотрел на меня с удивлением.

Я не стал заморачиваться с ответом, понадеявшись, что все спишут на трудный день, и просто кивнул. Через небольшой предбанник мы спустились в теплую комнату, изрядно пропахнувшую исконным "банным" духом. Тихон и Андрей помогли мне умыться. В мыльне же стоял горшок, которым я воспользовался, выставив помощников за дверь. За дверью Тихон уже подал мне шелковую ночную рубаху — длинную до пят. Одев её, я понял, насколько она непривычна по ощущениям. Дело в том, что пребывая в "депрессии" я практически не ощущал внешний мир и не обращал внимания на "бытовые мелочи". Сейчас же, когда я решился беречь царя от нагрузки и не отдавать ему все "управление", процедура царского отхода ко сну была для меня слегка напряжна. Я чувствовал себя как в гостях у родителей после долгой жизни врозь. Вроде всё знакомо и понятно, но не мое.

Спать укладываться помогал уже только Андрей. Он же остался в моей, спальне расположившись на лавке у печи. Я не стал спрашивать своего носителя, всегда ли он ночевал с кем-то в комнате или это сегодняшняя инициатива спальника.

Пока Пётр засыпал, я размышлял о том, кто кроме меня мог быть ещё попаданцем в этом времени. Определенно, те "саркофаги", куда все залегли, были устройствами переноса сознания, о которых я читал в отчете накануне катастрофы. Единственно, что в отчете говорилось о том, что сознание исследователя должно быть пассивным для успешного наблюдения. Мастерство "темпонавта" определялось умением прятаться от носителя, чтобы не влиять на происходящие события. Но если уж я смог наладить контакт с носителем и даже действовать от его имени, то стоит ожидать, что и остальные вселенцы нашли себе полноценное пристанище. Я тогда даже не подумал, что они могли попасть в другие страны и даже эпохи. Пока у меня был только один "железный" кандидат во иновремяне, кроме меня, Никита Моисеевич Зотов. Уж очень сильно в его манере преподавать Петру виделся Олег Александрович. Имя Учителя я помнил среди списка команды "В" проекта. Осталось только найти дьяка живым. Я надеялся, что зная о бунте, Олег Александрович не станет рисковать и переждет Хованщину где-нибудь в тихом месте.

На следующий день, отстояв заутреню и позавтракав, Пётр (я) был зван к царице. Наталья Кирилловна принимала его (меня) в комнате. С ней была маленькая девочка и два шута-карлика. "Сестрица Наталья" с большой теплотой подсказал мне Пётр.

— Петруша, подойди ко мне. — Позвала царица. — Сядь. — Показала дрогнувшей рукой на лавку подле себя. Тяжелый же ей вчера выдался день.

Сестрица, с детской непосредственностью, подбежала ко мне обняла.

— Петруша, братец, поиграешь со мной?

— Подожки, Наталья. Пётр, когда ты давеча в беспамятстве был, голосов не слышал бесовских?

Я внутри напрягся.

— Нет, матушка. — Ответил за меня Пётр.

— Ты не бойся государь, скажи! Может, отец Никита исповедует тебя и причастишься? Вот Наташенька вчера тоже в беспамятстве от обедни до вечора была. Слова чудные и непонятные говорила. Как с собой разговаривала. Святой отец говорит, то бес пытался в ней баловать, да видно гинул от его молитвы.

Я аккуратно подключился к Петру. Посмотрел внимательно на Наташку — сестрица улыбнулась и показалась мне улыбка её чем-то знакомой.

— Нет, матушка я с бесом в себе не встречался. Но коли на то твоя воля будет — я исповедуюсь и причащусь.

Царица всмотрелась в лицо сына, ища незнакомые черты. Я постарался спрятаться внутри сознания Петра. Она подняла руку и провела по волосам царя. Тот инстинктивно подался навстречу материнской ласке.

— Надо в Троицу ехать — помолиться. Да как же из Москвы от стрельцов выбраться. — Она в раздумье покачала головой. Затем подняла взгляд на сына — Идите позабавьтесь с карлами, да из дворца не выходите.

— Петруша — крикнула Наташа, убегая из горницы, — догоняй! Спаси меня от карлов.

Карлики, услышав её, смешно заклекотали, изображая каких-то птиц, и припустили за царевной, махая руками и смешно раскачиваясь на коротких ножках.

Пётр поклонился матушке и, хотя ещё и не вполне отошел от вчерашних событий, поспешил за сестрой.

— Эй! карлы злобные, не троньте сестрицу мою, свет Наталью.

Я немного расслабился. "Блин, матушка всё-таки догадывается о моем присутствии. Интересно, кто в Наташку попал? Лена или Лида? А может та девушка, Ирина, чей саркофаг прострелили?". Догнал Пётр карлов с сестрою конечно быстро — уже в небольшой галерее, которая вела на потешный двор царского терема. Вслед за нами устремились стольники, не попавшие под вчерашнюю раздачу. Пара ребят моего возраста и несколько более взрослых парней. По деревянной лестнице мы спустились на место моих игр во дворце. Тут стояли качели, игрушечная пушчока, да шатер. Сестра вбежала в него и повернулась ко мне.

— Братец, вели им не ходить за нами. Я с тобой хочу перемолвить тайно.

Пётр, управляясь с нашим общим телом лучше меня, отреагировал моментально. Обернулся и гневно воскликнул:

— Вам нельзя сюда! То наше место.

Стольники остановились у крыльца, переглянулись, но запрета нарушить не решились. Карлы попытались встать у входа, но я вытолкнул их подальше к своим провожатым. А царь проник под низкий полог вслед за сестрой.

Когда мы оказались в полумраке шатра, царевна подошла к самому дальнему краю и села на оставленную здесь скамью. Пётр пошёл за ней и устроился рядом.

— Петруша?

— Да, сестрица.

Она наклонилась близко-близко. Наши головы соприкасались.

— Я тайну хочу тебе сказать. Обещай, что серчать не будешь, да матушке не скажешь. — Быстро зашептала Наталья.

— Обещаю.

— Матушка не знает, но та кто, во мне не сгинула. Она с тобой желает перемолвиться. Она добрая, не серчай!