В. Бирюк - Герцогиня

Она не смотрит на меня — вывернула голову в сторону, любуется пейзажем. И потихоньку, медленно, вцепившись в лямки у меня на груди, начинает подниматься. Прохладный воздух Заволжья, напоенный ароматом лугов, лесов, запахом реки, обдувает и холодит снизу. Особенно — уже влажное. В самой верхней точке, держась за самый краешек, где я уже не могу, не рискую последовать за ней, оборачивается ко мне, и, глядя чуть сверху, расширенными зрачками, шепчет мне в лицо:

— Ангелы и архангелы… серафимы и херувимы, все силы небесные… радуются и ликуют… на нас глядючи…

И медленно, с тем же остановившимся взором продолжающих расширяться зрачков, опускается. На меня, ко мне, принимая в себя… Чуть морщится в конце, закрывает глаза, чуть слышно констатирует:

— Весь. Во мне.

И распахивает глаза, шепча в волнении:

— Они все… они видят… они…

— Они все видят и слышат. Как мы с тобой здесь, в царстве небесном… перед престолом его… смогли вознестись… вдвоём, вместе. И мир дольний и мир горний знает: мы вместе. Что было — прошло, что будет — незнаемо. Но нынче, здесь и сейчас… Ты — вся в воле моей, я — весь в лоне твоём. Мы — единое. Звери и рыбы смотрят вверх — видят нас. Птицы удивляются и тревожатся — люди летают среди небес их. И с улыбкой глядит Богородица. На двух смелых. Сумевших приблизиться к трону царя небесного. Сумевших живыми войти в небеса. Ради любви. С любовью. Бог есть любовь. Бог здесь. С нами.

Она улыбается мне. Отворачивает лицо, разглядывая проплывающие внизу холмы и перелески. И снова начинает своё неторопливое восхождение. Уже чуть осмелев, отпустив одной рукой лямку и поглаживая пальчиками постепенно освобождающуюся часть моего тела.

Вроде бы и не так уж… у меня много. Но её тягучая замедленность и моя… привязанность. К этим чёртовым клевантам. И этот чёртов "маятник"! Купол отстаёт от управления, пилот отстаёт от купола. Если дёрнусь — раскачаемся и навернёмся.

Она снова поворачивает ко мне лицо. Вздёргивает, так похоже на матушку, недоуменно левую бровь.

— Ты чем-то озабочен? Это же так… забавно. Перед самим престолом Всевышнего… на весь мир… во всех дальних странах…

Во как! Тут можно и князя Игоря Полковника вспомнить:

Никаких вопящих с деревьев чудовищ. Только юная девушка, оглядывающая с высоты "мир подлунный". Не кличащая наружу, но впитывающая в себя. Картинки реки в лунном свете, запахи ветра, ощущение неба вокруг и под собой. И — меня. Чувство своего мужчины. Могучего, умелого, надёжного. Вокруг себя, в себе. Повсеместно, везде охватывающего, берегущего… Более со-всех-стороннего, чем даже вселенная.

Она снова отворачивается, рассматривает большую, кажется, особенно близкую Луну, крупные летние звёзды и шепчет:

— Царица Небесная! Дай мне! Дай понести нынче! Дай мне сына! От него! Дай мне зачать! Сына в небеси! От него…

— Росточек…

— Помолчи.

Расстёгивает, рвёт на мне рубашку. И начинает целовать мне соски. Девочка, меня это не заводит, я итак же уже… Факеншит! Кусать-то зачем! О-ох… Так сильно биться… так размашисто… медленнееее…!

Оргазм в такой ситуации… Я аж… растерялся. И потерял контроль. Нас понесло вниз и вбок. Чудом выровнял "матрас" уже над водой. "Вспух" и ляпнулся. В воду. На мелководье у одного из речных островов. Нас сразу потащило. Ростислава вцепилась в меня намертво. Уже не только руками и ногами… Вот мне сейчас только склещивания… Хорошо, что КЗУ меня сделаны нормально — чеки выскочили, три кольца разложились и этот… супер-пододеяльник отвалился.

Потом складывали параплан, сушили у костерка одежду, искупались в тёплой ночной Волге. Она была то удивительно нежной, то резкой и страстной…

Совершенна замученная, свернулась клубочком у меня на животе, я перебирал прядки её отрастающих волос, чуть закудрявившиеся от воды. И вдруг спросила:

— Ты меня любишь?

И замерла. Не дыша, не шевелясь, не открывая глаз. Ох, девочка… Я ведь знаю, что будет потом, после любого моего ответа. А я тоже устал. И, боюсь, не смогу дать тебе "правильное понимание". У нас сегодня было… очень сильное впечатление. Как бы его не испортить. Напоследок. Грубым, неуместным, неверно понятым словом.

— Люди говорят одно и тоже слово — "люблю". А смыслы — разные. Для большинства "люблю" означает "имею".

Будь со мной, будь моей, обладать, владеть, спрятать в кулаке… Любовь к себе. И к тебе, как части себя, части удобного, приятного для себя окружения.

Она осторожно выдохнула, кажется, хотела что-то сказать, но передумала. Я продолжил:

— Иногда, не часто, бывает любовь… именно к тебе. Когда цель — счастье любимого человека. Без важности: со мной или без меня. Так гибнут воины. Защищая свою любимую родину. Которая будет дальше без них. Так погибают за любимую женщину. Зная, что она найдёт себе другого. Но это неважно. Лишь бы была. Была счастлива. Вспомнит — хорошо, нет — значит ей это не надо. Не себе — нужно, хочу. А — ей. Чтоб ей было хорошо. А я сделал всё что мог. Сделал. Сам. Для неё. Всё, что мог. Да не оскудеет рука дающего. Правильнее: душа дарящего.

Ростишка чуть всхлипнула, завозилась.

— Я надеюсь, что у тебя впереди долгая и счастливая жизнь. У тебя будут новые города, места, люди. Вокруг будет много интересных мужчин. Красивых, славных, могучих. Возможно, среди них будут и лучше меня. Не тряси головой — люди разные. Бывают очень… выдающиеся. Какие-нибудь… красавцы. Которые заворожат, очаруют тебя. Но никто никогда не сможет повторить вот это. То, что у нас с тобой было. Никто, никогда не будет любить тебя в царстве небесном, посреди сонмов ангелов и архангелов. Как бы хорош не был твой избранник, но проснувшись утром, разглядывая столь понравившееся тебе вчера лицо или тело, ты скажешь себе: хорош, но в небеса…

Она пыталась возражать, я чуть прижал её. К чему мне её клятвы?! И закончил тихонько в поднятое мне навстречу лицо:

— Здесь тебе смерть. Я хочу, чтобы ты жила. Поэтому отправляю. Далеко. Мы можем более не увидеться. Никогда. Но что было — уже никто отнять не сможет. Никто и никогда. Наше — всегда с нами.

И мы снова целовались. Осторожно, ласково. С привкусом горечи. С неизбежным прощаньем впереди.

Потом пришла лодка, мы вернулись в город. Утром в городе распространилась очередная волна слухов о летающих во тьме ночной… ангелах, бесах, чудовищах… Великом страшном и ужасном Гудвине, которого Ванькой звать…