Владимир Поселягин - Танкист: Я – танкист. Прорыв. Солдат

В это время прибежал наблюдатель и с большими глазами сообщил, что немцы гонят толпу наших пленных.

– Отлично, – к удивлению бойцов, обрадовался я. – Лосев, Смирнова, остаётесь в лагере, остальные с личным оружием за мной.

Сняв с коляски мотоцикла пулемёт, я побежал за наблюдателем, который показывал дорогу, к противоположному краю рощи. Прибыв на место, я поставил пулемёт на сошки и, укрывшись за деревом, в бинокль осмотрел длинную колонну понурых пленных. По примерным прикидкам, их тут было не меньше шестисот. Охранял всего взвод, правда, при двух пулемётах на мотоциклах.

– Бойцы, слушаем меня. В колонне находится несколько летунов. Кто из них пилот, а кто штурман, не знаю, а нам нужен именно пилот, лучше два. Поэтому расстреливаем конвой и из тех, кто бежит прочь, выдёргиваем летунов. Тем, кто в форме, приготовиться покинуть опушку и ловить нужных специалистов, остальным нос не казать, чтобы не спугнуть. Всё ясно?

– Ясно, товарищ майор, – нестройно ответили бойцы.

– Тогда мотоциклистов я беру на себя. Остальные цели распределите, кто будет стрелять по конвойным слева от колонны, а кто дотянется до тех, что справа, они скрыты от нас.

– Товарищ майор, разрешите занять позицию на дереве, – попросил снайпер.

– Помогите ему, – приказал я.

Снайпера подсадили, подали винтовку, и стали ждать, когда колонна приблизится. Колонна шла параллельно роще и на развилке свернула к нам, поэтому через поле мы могли наблюдать замыкающих мотоциклистов. Однако впереди идущие пленные скоро скроют их от меня, поэтому, прижав приклад пулемёта, плотнее к плечу, я скомандовал:

– Целься… Огонь!

Пулемёт затрясся. Однако очередь пошла кучно, и экипаж одного мотоцикла был уничтожен, а я уже перевёл прицел на второй. Тот с места стартанул, но было поздно, пуля попала в бак, тот вспыхнул, и объятый огнём мотоцикл, с которого соскочил один из немцев, пытаясь сбить пламя, скатился на обочину, где и замер. Мотоциклист прожил недолго, я срезал и его. В принципе, на этом всё. Конвой был расстрелян, а тех, кого не достали мы, добивали сами пленные. Хотя наш снайпер изредка постреливал с дерева, когда мы уже прекратили стрельбу. Наверное, видел достойные цели. Почти сразу вперёд стартовало трое бойцов в красноармейской форме, выискивая среди разбегающихся пленных тех, у кого были голубые петлицы. Хватали некоторых за руки, расспрашивали, но потом отпускали. Видимо, не те.

– Уходим, – скомандовал я.

В основном пленные убегали в поле. К роще, откуда был открыт такой плотный огонь, идти явно опасались, но не все, около полусотни бойцов, перемешанных с командирами, рванули к нам, но первые ряды, обнаружив людей в немецкой форме – мы как раз собирались отходить, – сразу дунули в стороны по роще, обтекая нас по бокам. Ладно, хоть бы не стреляли, у двоих я приметил карабины убитых конвоиров.

– Товарищ майор, а что это они? – спросил Минский, указывая на дорогу.

До сотни бойцов, где было очень мало командиров, так и остались на месте. Кто-то упал на дорогу, пережидая стрельбу, и не убежал, кто-то просто садился, ожидая, когда прибудут следующие немцы и снова поведут их в тыл.

– Это перебежчики, агитаторы сдаваться в немецкий плен, да и просто уставшие от боёв и смерти. Хотя я бы сказал, что это идиоты, они не знают, что их ждёт в плену. Согласно доктрине немцев, разработанной в Ставке Гитлера, девяносто процентов населения оккупированных территорий и все военнопленные должны быть уничтожены. Так что их ждут болезни, измывательства охраны, постоянный голод и в заключение смерть. Придумать способ смерти для каждого можно во множестве, а тела их сожгут, чтобы пепел использовать как удобрения во фруктовых садах. Кстати, нацисты любят применять газовые камеры. Забивают бетонную комнату людьми, потом шипит газ, и раздаются хрипы умирающих людей. Другие пленные вытаскивают тела под наблюдением охраны и сжигают в печах. Вот это их судьба. Так что не смотри на них так зло. Бедолаги, но они этого ещё не знают. Правда, не все, некоторые наверняка пойдут служить немцам, их ждут большие сроки по приговору трибунала. А некоторых и петля за предательство.

Сержант явно в шоке ошарашенно слушал мои откровения, однако наша заминка с отходом помогла парням, отправленным за летунами привести двоих. Один был в звании капитана, другой старлей. Чувствуя, как мои губы расползаются в улыбке, я поздоровался:

– Здорово, Соломин. Снова мы с тобой встретились.

Эдуард Соломин, которого я спас в начале войны, широко распахнул глаза, увидев меня в форме унтера вермахта, однако улыбнулся и полез обниматься.

– Здорово, чертяка, – похлопал он меня по спине.

– И тебе не хворать, – поставив пулемёт на землю, чтобы не мешал, ответил я. – Значит, снова сбили?

– Уже нет, когда с нашим полком по земле уходил, окружили. Пытались отбиться, да куда там…

В это время в наш разговор влез Минский:

– Товарищ майор, отходить нужно.

– Уходим, – кивнул я.

– Ты, я смотрю, всё по тылам бродишь… Кстати, а почему майор? – спросил Соломин, пока мы шагали прочь от опушки.

– Надо так, потом объясню. Представь своего коллегу.

– А я его не знаю, в колонне не видел. Видимо, в другом месте шёл. Нас по пути постоянно пополняли.

Мы оба с интересом посмотрели на капитана, тот остановился и, поправив пуговицу воротника, хмуро представился:

– Капитан Владик, сто первый бомбардировочный полк. Командир эскадрильи.

– Чего-чего? – удивился Соломин. – А чего это я вас, товарищ капитан, не помню? Мы со сто первым на одном аэродроме дислоцируемся, живём в одной казарме. Только мы на третьем этаже, а они на втором.

Разведчики, что столпились вокруг и внимательно нас слушали, насторожились.

– Как вы это объясните? – достаточно резко спросил я.

– Перевёлся с Дальнего Востока добровольцем. В первый же день сбили во время бомбардировки переправы, – буркнул тот.

Соломин лишь пожал плечами на мой вопросительный взгляд, видимо не в курсе.

– Сообщите имена и фамилии командиров своего полка и полка соседей-истребителей.

Тот спокойно и неспешно начал перечислять фамилии и имена своего полка, насчёт соседей он сообщил только данные комиссара, остальных за те сутки, что пробыл в своём полку, видимо, узнать не успел. Помимо этого описал расположение части и как выглядит общая столовая.

– Всё верно. Только я всё равно его не узнаю, так как, став безлошадным лётчиком, часто назначался дежурным и последнюю неделю был в курсе всего, что происходило как у нас, так и у соседей.

Прищурившись, явно что-то припоминая, капитан спросил:

– А вы не тот дежурный, что в день моего прибытия отправился за двумя техниками к реке, обнаружил, как купаются связистки, и за ними подглядывал из кустов, а они за это отловили и исхлестали вас крапивой?