Безбашенный - Античная наркомафия [СИ]

— А нахрена они вымазались чем-то таким, что чернее сенегалок? — я заценил их «макияж», отсутствовавший у не участвовавших в пляске мужиков и пацанвы.

— Скорее всего, какой-то репеллент от комарья, — предположил Серёга, — Жара, пляшут они старательно, а запах пота привлекает кровососов.

— А все остальные?

— Так и репелленты же разные бывают. Этот, возможно, слишком пахучий для дичи, и тогда он не подходит охотникам. И кстати…

— Точно! — спохватился и я, — Всем натереться! — это я добавил по-турдетански для наших бойцов, и мы все старательно натёрлись уксусом из фляжек, — И это, на девок дикарских пялиться поменьше! — тутошние гораздо симпатичнее капских бушменок, если на их вымазанность внимания не обращать, да на обритые зачем-то бошки, на которых, судя по их бабам постарше, должны расти густые мелковьющиеся волосы, обещаюшие вымахать в пышную гриву, если их не стричь коротко.

— А ведь если их хорошенько отмыть и дать волосы отрастить, так некоторые будут очень даже ничего, — спецназер проделал такую же умозрительную реконструкцию, как и я, — Даже жаль, что с мозгами у африканских дикарей проблемы.

— Ну, вообще-то с их мозгами проблемы не столько у самих дикарей, сколько у окружающих, которые сдуру допустят их в свой социум, — хохотнул геолог, — Они-то сами и с обезьяньими мозгами чувствуют себя прекрасно, если другие опекают их и подтирают за ними их сопли. Хотя, бушмены ведь тоже «здравствуй, дерево», но раскопан и один их череп с таким объёмом мозга, который сделал бы честь и европейским кроманьонцам. Так что единичные аномальные умники вполне возможны и среди таких «детей природы»…

На вкус поджаренное на костре мясо мандрила, которым дикари угостили и нас, мало чем отличалось от павианьего. Но мы ведь, собственно, не для этого его стреляли, а как для демонстрации «грома и молнии», так и для внушения туземцам понимания, что не это следует предлагать нам на обмен. Дело-то ведь шло к налаживанию торговли, а как её налаживать прикажете, когда «моя твоя не понимай»? Только вот так, намёками. Намёк их старший понял, хоть это и потребовало от него недюжинных мыслительных усилий. Или просто слухами земля полнится, и здесь хоть и краем уха, но наслышаны о торгующих по северную сторону лесов, то бишь в Сенегале, финиках из Керны и о том, чем именно они в Сенегале отовариваются? Одна леопёрдовая шкура у них нашлась — не иначе, как для их старшего парадным облачением служила. Африканские вожди любят облачаться именно в леопёрдовые шкуры — даже в саванне, где хватает и львов. Но основной естественный враг приматов, включая и наших предков, это таки леопёрд, и за миллионы лет это настолько прописалось в человеческой подкорке, что его шкура воспринимается круче львиной, хоть он и мельче. И даже гребипетские верховные жрецы рядятся при параде в леопёрдовые шкуры. Здесь же, в лесах, где львы не водятся, леопёрд и вовсе вне конкуренции. Когда-то этот зверь, шкура которого теперь была развёрнута перед нами, был великолепнейшим экземпляром своей породы, но с тех пор прошёл не один год, и на пользу эти годы шкуре, конечно же, не пошли. Затасканная, а местами и облезлая, прежнего товарного вида она уже не имела, что пришлось с тяжким вздохом признать и самому её владельцу. Шкурки мартышек нас не заинтересовали, а золота и слоновых бивней у них не было — не охотится их племя на слонов и не добывает золота. Ценное твёрдое дерево? Да растёт оно, растёт, в шаговой доступности имеется, но нам ведь не тонкие жерди интересны, а толстые брёвна, а как их заготовишь каменными топориками? Ну, хорошая попытка, да только не с нами. Добротная железяка — немалая ценность, и её — только по предоплате.

Но старик и не возглавлял бы стойбище соплеменников, если бы у него совсем уж не варил котелок. Сообразив что-то, он послал молодёжь в лес, и та через некоторое время притащила довольно крупные зелёные морщинистые плоды. Разломив оболочку одного их них, старик показал нам желтоватые орехи, в которых мы опознали знаменитые орехи кола — не совсем такие, как в Сенегале, но очень похожие, явно близкородственный им местный вид, едва ли сильно худший по сравнению с сенегальским. Старикан хотел за десяток плодов выменять хороший стальной тесак, которых мы в Керне за такое же число сенегальских отдали бы штуки три, если не все четыре. Но здесь ему не Керна, и нехрен их баловать, так что вместо тесака мы и маленького ножика ему не предложили, а только пару стальных наконечников для стрел, к которым добавили связку ярких ленточек. Судя по восторженным возгласам туземной молодёжи, её это устроило бы, но их глава мыслил куда практичнее. Указав недоумкам на большую корзину, он послал их в лес уже с ней. На сей раз ждать пришлось дольше — явно не с одного дерева собирать пришлось, но корзина зато вернулась наполненной уже знакомыми плодами до краёв, и ещё десятка полтора они принесли в руках — видимо, вывалившиеся из корзины на обратном пути. Это — уже другое дело. Изобразив дискуссию, стоит ли это запрашиваемого стариком тесака, мы «сошлись» на том, что стоит, и тесак был торжественно вручен ему. К радости местной молодёжи, мы оставили и выложенное ранее, и если оба драгоценных наконечника главнюк сразу сгрёб в горсть, пока их не заиграли, то ленточки были раздербанены сразу же. Одной их связки на всех, конечно, хрен хватило, и это могло породить нехилый социальный конфликт. Ну и что старику оставалось делать, кроме как продолжать торговлю?

Плоды местного африканского манго — как раз с того самого дерева, на котором кормился застреленный Володей мандрил — по своей товарной ценности не шли, конечно, ни в какое сравнение с орехами кола, но зато нам их и предложили, сколько захотим. Ну, в пределах вместительности всех имеющиеся в стойбище корзин, скажем так. Получалось в результате немало, и ещё пять наконечников для стрел с парой связок ленточек перешли в руки туземцев, восстановив порушенное социальное согласие в группе. Об этом фрукте и о самом дереве нам Наташка рассказывала. Не индийский, конечно, но тоже неплох.

А затем мы достали свёрток с высушенными кофейными ягодами, образцами листа и с серовато-зеленоватыми не обжаренными, а просто высушенными зёрнами кофе. Показав их главе стойбища, я указал ему на тёмно-красные спелые ягоды, отделённые от зелёных, потом на корзину, показываю ему руками с горкой — типа, вот столько их хотим. Указываю ему на наконечник стрелы и две пятерни разворачиваю — типа, десяток получит как с куста. Указываю ему на связку стеклянных бус — типа, и это дадим. У молодёжи уже глаза загорелись, бусин-то ведь на связке на всех за глаза хватит, если раздербанить, да и старикану соблазнительно, но с сокрушённым видом разводит руками — чего нет, того нет. Но мы такой удачи и не ждали — рос бы этот кустарник прямо здесь, так нашли бы и сами. Показываю ему небольшой, но хороший стальной нож, снова связку бус и наконечник, не забыв ещё разок соблазнить его двумя пятернями и пододвигаю ему свёрток с образцами — ищи, короче, и если найдёшь — будет тебе счастье.