Безбашенный - Античная наркомафия [СИ]

— Не зря, — вступился я за супружницу, сам едва сдерживаясь от смеха, — Всё с тобой ясно — готовь свои вопросы.

— Ты придумал подходящий повод?

— Нет, но я обойдусь и без повода. Я же только на бумаге римлянин, а на деле — грубый и бестактный испанский варвар, так что мне простительно, гы-гы!

— Это как?

— Тебе повезло. Слухай сюды: « … я не в тех годах и не в том положении, чтобы помышлять о собственном cursus honorum, но подрастает сын, для которого я хотел бы лучшего будущего. Его шансы были бы получше, будь наша семья известнее. Я думаю, что если бы мне удалось избраться на будущий год плебейским трибуном, это помогло бы. Но ведь это немалые хлопоты и немалые расходы, а дела мои далеко не блестящи, и я даже не знаю, стоит ли мне в это ввязываться…»

— Да, тут и на предвыборную кампанию потратиться придётся, и уже при самом отправлении должности тех же помощников оплачивать, и всё из своего кармана…

— Вот именно. В общем, если я хоть что-то понимаю в колбасных обрезках, это он делает мне тонкий аглицкий намёк на то, что хотя ему страшно неловко просить меня о субсидии открытым текстом, было бы очень неплохо, если бы я сам догадался прочитать об этом между строк. Для него тысчонка денариев — серьёзная сумма, а меня она не только не разорит, но и не напряжёт. И без твоей «живой истории» его сведения хотя бы по тому же оретанскому вопросу стоят куда большего. Ты мне лучше вот что скажи — каков риск в случае, если Септим изберётся трибуном, а значит, не изберётся кто-то, кому «положено»?

— Гм… Хороший вопрос! Умеешь ты, Макс, озадачить. Ну, выборы плебейских трибунов проходят в Риме в декабре, но он у них, как и весь их календарь, сдвинут вперёд и реально приходится на наши август — сентябрь. Времени, кстати, остаётся не так уж и много, и твоему патрону в самом деле пора планировать предвыборную кампанию. А так — надо, конечно, уточнить, но на память ни в этом году, ни в следующем трибуны ничего примечательного не сделают, и даже сами имена ни одного из них — из двух десятков — по сохранившимся источникам, кажется, неизвестны. Но это, повторюсь, надо ещё уточнить — проверю по Ливию и Полибию.

— Хорошо, уточняй, и если всё нормально, то и полторы тысячи денариев меня тоже особо не напрягут, а его я этим ещё круче обяжу, если в натуре изберётся. Готовь до кучи и свои вопросы, короче…

Плебейских трибунов в Риме каждый год избирается аж десять штук, так что это не столь трудно, как консулом или даже претором — и мест больше, не два и не шесть, а целых десять, и конкуренция меньше, поскольку патриции в пролёте. В общем, шансы у моего патрона избраться, если я ему это дело своевременно и достаточно профинансирую, вполне реальные. Самым крутым он в этой десятке, конечно же, не будет, потому как не брезгуют этой ступенькой в карьере и плебейские нобили, будущие преторы и консулы. Тот же Тиберий Семпроний Гракх — не Тот Самый, а отец Того Самого — претором только на будущий год изберётся, дабы завершить наконец Первую Кельтиберскую войну своим знаменитым Гракховым миром. Но в год судилища над Луцием Сципионом Азиатским он был плебейским трибуном, и хотя гракховщины никакой в тот год не отчебучил, но своё трибунское вето на арест Луция наложил, чем немало прославился. Чаще же плебейские трибуны зарабатывают популярность в массах избирателей не такими громкими делами, а рутинным отстаиванием интересов всего плебса в целом и отдельных плебеев в частности — вчера вон тому помог, сегодня вот этому, вроде бы всё и по мелочи, но за год-то таких мелочей скапливается немало, и к концу года, глядишь, и весь город уже тебя знает, и у большинства ты на хорошем счету — если самому на свой cursus honorum и не хватит, так сыну потом отцовская популярность у сограждан-избирателей уж всяко зачтётся. Но для этого надо избраться трибуном сейчас, той будущей популярности ещё не имея, а значит, надо раскрутиться в предвыборной кампании. Тут и ритор хороший нужен, дабы подучил толкать предвыборные речи, тут и помощники нужны, дабы пиарить тебя там, где ты сам не поспеешь, и неплохо бы, чтобы и их тот ритор тоже наблатыкал, но забесплатно, чисто за престиж и авторитет, в Риме только выборные должностные лица работают, которые люди не бедные, а ритор и помощники со своей работы кормятся, и им надо башлять.

А учитывая, для чего Септим всё это дело затевает — шансы сына на будущую гражданскую карьеру увеличить — параллельно и знакомства с нужными людьми заводить нужно. С добровольным изгнанием и смертью Сципиона Африканского и с исключением Катоном из всадников Сципиона Азиатского звезда семейства его патронов закатилась, а Сципион Назика — уже другая ветвь семейства, у которой свои клиенты на первом месте — ну, не настолько, чтобы совсем уж в поддержке отказать, но помогать будут с прохладцой. Так что не обойтись теперь моему патрону и без собственных союзников, а это общаться с людьми надо, а значит — встречаться, а встречи — это застолья, в последние годы всё более подражающие пирам толстосумов — тоже надо трясти далеко не бездонной мошной.

Я ведь упоминал уже о триумфе бывшего консула Гнея Манлия Вульсона, того самого, который окончательный мир с Антиохом заключал, ну и порядок заодно в Малой Азии наводил? Мародёр был ещё тот, и вояки его, конечно, были своему командованию под стать. А по доходам и расходы, и на богатом Востоке его войско привыкло ни в чём себе не отказывать, так что и привычки приобрело соответствующие. А приобретя и имея на них награбленные на Востоке финансы, не пожелало расставаться с ними и в Риме, а глядя на них, захотелось красивой жизни и римскому нобилитету. Не просто так, а очень даже по поводу Катон в своё цензорство так яростно на тягу своих сограждан к роскоши ополчился. Мужик ведь при всём своём долбогребизме во многих отношениях неглупый, и уж последствия подсаживания римской элиты на роскошь он прекрасно представляет. Но последствия последствиями, а живёшь здесь и сейчас, и красиво жить не запретишь.

А элите изо всех своих финансовых силёнок подражает средний класс, прежде всего римское всадничество — плох тот всадник, который не мечтает стать сенатором. И если в крутых сенаторских семействах мода на роскошные пиры уже завелась с шикарной утварью пиршественных триклиниев и невиданными экзотическими блюдами, по меркам будущего ещё весьма скромные, но воображение непривычных к этому современников уже поражающие, то и тянущихся вслед за ними честолюбивых всадников, жаждущих иметь «всё как у людей», тоже положение обязывает. Нам это на руку, поскольку в числе тех экзотических блюд уже теперь начинают приживаться и наши заморские деликатесы, гарантируя клану Тарквиниев ещё один весьма доходный бизнес. А вот тому римскому среднему классу, что подражает элите, это серьёзный удар по мошне — честь в обыденном понимании чем дальше, тем обходится дороже. Мало быть просто знакомым уважаемых людей, надо быть вхожим в их круг и считаться в нём своим, а это же и соответствующий образ жизни предписывает, весьма недешёвый. И куда ж деваться от этих расходов тому, кто нуждается в этих знакомствах и этих связях? Имидж требует жертв.