Владимир Сизов - Княжич Вовка [СИ]

— Блин! — Мгновенно натянув подол рубахи, словно девчонка, я покраснел от стыда.

Совсем забыл, как меня тут нарядили! А эта "зараза" ведь сама же раздевала, как рассказал старик, пока я без сознания валялся. Могла бы и скромно отвернуться. Нет ведь, до сих пор нагло хихикает и косит глазками, будто не насмотрелась, словно с закрытыми глазами брюки стягивала!

Только когда разобрались с молоком, видимо поставили на простоквашу или на творог с сыром, сели ужинать. В моём животе к этому времени творилась настоящая революция. Обедать же сегодня так и не пришлось. Первому по традиции налили гостю в грубоватую, чрезмерно толстую, сразу видно самодельную глиняную плошку. Дед посмотрел на меня, словно чего-то выжидая, потом подтолкнул Божену. Внучка залезла куда-то между лежанками и подала простой, деревянный, самодельно вырезанный черпачок. Я уже не удивился, стал привыкать к странной обстановке. Обычной магазинной посуды нигде не было видно, да и вообще ни одного предмета привычного для жителя двадцатого века. Сказав спасибо, я покосился на хозяев. Чего они так пялятся и сами не едят? У человека же кусок в горло не полезет от такого внимания! Наконец дед крякнул, как мне показалось с удовольствием, перекрестился, неразборчиво пробормотал молитву и начал кушать. Пожав плечами, попробовал и я. Не отравы же налили гостю в конце концов? Юная хозяюшка стала есть последней. "Видимо в этой деревне традиции до сих пор старинные и приступают к трапезе по старшинству", — решил я.

Щи оказались необыкновенно густыми и вкусными, хотя почти несолёные. Правда с голодухи всё покажется таким смачным, что "пальчики оближешь". Кусков мяса не было видно, но по запаху и вкусу сразу было понятно, что оно есть. Видимо разварилось до такой степени, что распалось на отдельные волокна или разрезали, перетёрли в паштет. Правильно, беззубым пенсионерам так жевать проще. Кроме щей почему-то ничего больше не подали, даже хлеба. Порция была большая, я наелся, но всё-равно странно, ни второго, ни третьего. Хотя нет, облизав свою ложку, дед двинул бровями. Барышня лёгкой птичкой тут же выпорхнула и принесла холодный горшок с квасом.

"Где-же у них интересно холодильник?" — Пронеслось в мозгу, но потом вспомнился глубокий погреб со льдом. Самодельный, грубый, пыльный, глиняный горшок в холодильнике не стоял бы.

Напиток оказался с градусами, почти, как пиво, правда вкуснее, ароматнее. Я конечно непьющий, но пробовать втихарца приходилось, есть с чем сравнить. Дед отхлёбывал не спеша, маленькими глоточками, смаковал, вытирал усы. Глядя на него, и я постепенно "усидел" свою порцию.

Хозяин тут же постучал ложкой по горшку. Подскочив, Божена снова наполнила наши тяжеленые, глиняные кружки, такие-же толстостенные, как и вся прочая посуда. Пожалуй, их не сразу расколешь, даже если уронишь, правда держать этакий вес лучше сразу двумя руками. Внучке дед разрешил выпить лишь самую малость, потому, наверное, мадмуазелька всё время косилась на меня, рассматривала, словно голодная, заставляя краснеть под её пристальным взглядом.

Когда квас закончился, посидели, помолчали, глядя друг на друга. От меня опять словно чего-то ожидали. Подумав, я встал и поклонился, вспомнив, как это делают в киношных сказках, правда чуть лоб об стол не расшиб. Хозяюшка опять захихикала, отвернувшись, прикрыв лицо ладошкой и получила очередного подзатыльника.

— Мне, наверное, пора? — Пробормотал, я смутившись.

— Камо же ты днесь, одёжа паки сыра. Седи ешшо. — Торопливо пробормотала барышня, спрятав улыбку.

Видимо дурёхе показалось, что гость обиделся, а мне стало хорошо. После выпитого кваса по телу растеклось тепло. Всё стало легко и просто, даже разгадывать неизвестные слова. Ясно-же, что предложили остаться, посидеть ещё в такой хорошей компании. Несмотря на разбитое, опухшее лицо, девушка казалась необыкновенно привлекательной, особенно, когда улыбается. Всё непонятное произошедшее в последние пол дня сразу объяснилось. Не раз же приходилось слышать про старообрядцев, расселившихся в основном по далёкой Сибири, но видимо в нашей области тоже осели. Это такие-же советские люди, только живут большинство по старинке и соблюдают древние обычаи. Наверное, получилось случайно оказаться недалеко от их поселения. (То, что непременно должен бы слышать про такую деревню, если она недалеко, мои мозги деликатно не напоминали.)

— Отнуда ты еси и камо? — Покряхтев спросил дед.

Чего-то опять просят непонятное, осторожно почесал я затылок. Что же ответить?

— Да так, гулял и увидел случайно, как тот бугай на вашу внучку кинулся. А как же меня занесло в ваш дом?

Захотелось поговорить о произошедшем, но в памяти всплывало почему-то не всё подряд, а как-то частями, урывками.

— За сие благодарствую, княжиче, бо вступил безоружный за девицу, не дозволяша обесчестить. — Пропела Божена, встала и поклонилась, коснувшись ладонью земли. (вместо пола под ногами была утоптанная глина) — Егда обессилевши ты еси, мы есмь иже недалече бяше, азм деда и покликала.

Тут же вспомнилось, как стащив с меня тяжесть, не дававшую дышать, расплывчато проявилось встревоженное лицо незнакомки. Потом мы долго брели, поддерживая друг друга.

— А куда тот мужик делся?

— Прирезала. Покамест вы есте бились, азм нож сыскала и выю татю тюкнула.

— Иже прикопали ужо, староста глаголил. — Добавил старик.

Я недоверчиво перевёл взгляд с деда на внучку. В мозгах "перемешивалась каша". Или мне чего-то непонятно в этих странных словах, или они так шутят без улыбки. Тот бандит, конечно, гад большой. В тюрьму его надо лет на пять, на десять, но не убивать же и просто закапывать без суда и следствия? Тем более староста, значит главный здесь. Наверное, в их фразах всё-таки какой-то другой непонятный смысл. Выражаются эти люди слишком чудно. Я знал, что в наших краях все окают, не сравнишь со столицей или диктором по телеку, но эти каждую буковку "О" именно выговаривают, выделяют среди остальных. Даже некоторые "А" произносят как "О". Ещё вымя приплели. У здоровяка была нормальная фигура и грудь. Даже живот хотя и толстый, но совсем не до такой степени. В какое вымя она могла ткнуть?

— Мне всё же пора. Одежда по дороге высохнет.

Приподнявшись, я покачнулся и уселся назад. Ноги почему-то больше не держали.

— Заночуй у ны, содеяй милость. Куды ты еси на нощь? Волоки да тати в округе лютують, пропадёшь безоружен. — Попросила Божена и опять хихикнула, видимо теперь насмехаясь над моим внезапным бессилием.

Впрочем, милашка хихикала почти по любому поводу. "Вся их порода девчачья такая", — подумалось мне, не обижаться же из-за этого? Красотка вдруг как-то по-особенному посмотрела, словно заглядывая в душу, слегка прищурилась, потом опустила ресницы смущаясь и краснея под моим ответным взором. Через мгновение снова бесстрашно взглянула в упор, приблизив лицо, словно собираясь что-то рассказать по секрету, и я вдруг понял, что никуда отсюда сегодня уже не пойду, действительно, переночую в этом гостеприимном домишке. Мне ведь даже неизвестно точно в какую сторону возвращаться. На дворе вечереет, автобусы небось уже не ходят. Пешком шлёпать неохота. То, что родители будут волноваться, думать не хотелось. Их сын ведь почти взрослый и вернётся завтра, что такого?