Алиса Климова - Вотъ Вамъ молотъ

Путь к миллионерству начался в полном соответствии с традициями. Сначала я купил грязное яблоко за один цент, вымыл его и продал за два цента. Купил два грязных яблока, помыл и продал за четыре…

А утром одиннадцатого марта в Царицын приехал "двоюродный дед".

До его приезда я все же успел многое из намеченного сделать — а действовал я с весьма прозаичной целью стать самым богатым промышленником России. Но в любом случае случайно захваченным "генофондом" пренебрегать не стоило, и ранним утром в понедельник Диана — эта неказистая внешне лошадка — понесла меня в Ерзовку. Василий Петрович не соврал: до села я домчался за час, причем лошадь усталой не выглядела. А вот Дима выглядел очень удивленным: не ожидал он, что я в село вернусь, причем именно к нему.

Однако в моих планах Димка играл важную роль. Во-первых, я уже его все же знал — и знал, что от него ожидать. А во вторых, "огород" его все равно нужен — именно на нем "генофонд" начнет пресловутую зелёную революцию. Не столь значительную, как ожидалось "в первый раз", но пользу — причем уже реальную. Редиска, морковка и капуста — их терять точно нельзя. А вот картошка и пшеница "тогда" ожидаемого эффекта не дали: оказалось, что без постоянного подвоза удобрений пшеница урожай дает даже худший, чем популярная сейчас белоярка. Да и картошка на истощенной земле и вовсе превращается в насмешку. Вот если земельку как следует удобрить, то по сравнению с нынешними сортами разница впечатляет — но кто же этим заниматься-то будет? То есть я-то займусь, но потом — однако для этого "потома" сорта желательно сохранить

Когда есть деньги, проблемы решаются очень быстро. За сто десять рублей хозяин ерзовской лесопилки поставил позади Димкиного дома нормальную избу, пусть и с отдельно купленной чугунной печкой. А еще за четвертной билет — большой, пять на двадцать саженей, навес — пригодится кирпичи сушить. Правда, крыша навеса была сделана из редких горбылин, по сути — только обрешетка для поддержки камыша. Сам же камыш проблемой вовсе не стал: при назначенной цене в две копейки за пуд с полсотни ерзовских мужиков рванули на санях к Ахтубинским ерикам: камыш и ближе рос, но там можно было за день "накосить" его рубля на два…

С помощью Мельникова приобрел я и с дюжину десятин между оврагами за Димкиным домом — место совершенно "лысое", там даже трава плохо росла — и староста меня пытался отговорить, предлагая участок "поменьше, но получше" ниже Гераськинской церкви. Но было важно "поместье ставить" именно тут: двухметровый слой довольно неплохой кирпичной глины прикрывал пласт идеального цементного мергеля, просто копай его и в печь кидай. А когда участок официально стал моим "поместьем", человек сорок мужиков за неделю поставили на оврагах три плотины. Причем уже не просто глиняных, а "армированных" горбылем и изрядно забитые камнем. Известняком, конечно — но это же не ДнепроГЭС, так что сгодится.

Следующая сотня ушла на приобретение навоза — я попросил Димку закупить удобрений на все планируемые посевы. За эти деньги мужики навозили на четыре десятины чуть меньше пятисот возов: я и не подозревал, сколько за зиму местная скотина может нагадить… Еще полста рублей ушло на строительство дорогих парников.

Всего же за две с небольшим недели я истратил около тысячи рублей, но у меня на прочие нужны все равно оставалось больше двух: во вторник из Петербурга пришел телеграфный перевод на мое имя на пятьсот рублей (что меня удивило: это почти вчетверо превышало стоимость двух золотых монет). Это тоже было неплохо, хотя и не столь важно: выручку от моего выступления я тратил исключительно расчетливо. В смысле — заранее подсчитал, на что и сколько я потратить должен, а сколько — могу "промотать". За предыдущие десять лет я, хоть и не очень хорошо, но черчение освоил. И сейчас, закупив чертежную бумагу (французскую) и кучу карандашей (немецких), а так же заказав чертежную доску, четыре дня, высунув язык и втайне совершенствуя произношение определенных терминов я срочно готовил полный (по нынешним меркам) комплект рабочей документации. А затем с этими чертежами помчался в Кунавино — на тамошнем заводе была как бы не лучшая по подготовке рабочих литейка.

Можно было бы заняться и развитием общепита — но зачем? На организацию местной сети закусочных уйдет и денег с тысячу, и времени не меньше месяца. А приличные деньги с торговли пончиками и гамбургерами появятся хорошо если осенью. Я же и так точно знаю как заработать больше при наличии стартового капитала. Так что, потратив в Кунавино ещё пару дней на размещение заказов на все нужное на заводе, а затем — и в нескольких нижегородских мастерских, я приготовился начинать становиться миллионщиком, хотя и оставался пока с парой сотен рублей в кармане.

А о приезде "деда" я узнал по дороге в Царицын, направляясь уже из Ерзовки в железнодорожные мастерские: хотя на "вечере встреч" мне и не удалось формально "познакомиться" с Ильей, мастерская его была мне крайне важна. Однако к нему я не доехал — в районе завода меня остановил спешащий в Ерзовку Михаил Федорович. Он-то и сообщил о появлении в Царицыне моего военно-морского "родственника", который прямо с вокзала направился по указанному в письме адресу, к Мельникову. Так что вместо железной дороги я снова попал в гости к войсковому старшине, где меня дожидался "дед".

Вроде бы я в этом "обществе" треть жизни прожил, а еще не мог привыкнуть к некоторым "условностям", которые здесь впитывали, похоже, с молоком матери. Вот тот же Михаил Федорович, на встречу мог бы и денщика послать, но поехал сам — потому как в данном случае поступить иначе было бы проявлением неуважения к пожилому, но офицеру в почти том же звании. То, что старика теперь развлекать будут те же денщики — неважно. Важно то, что старшему на разряд (или равному) по чину мелкие услуги оказываются лично. А будь "дед" адмиралом, или, наоборот, капитан-лейтенантом, то было бы неуважением самому ехать… Как "современники" с этим разбирались, было величайшей загадкой природы. Но в местном свете выполняли такие действия даже не задумываясь.

В письме, которым я хотел получить на самом деле даже не деньги, а нужные для официального признания моего статуса бумаги, для убедительности я описал несколько "мелких деталей" моей якобы биографии и парочку дополнительных "никому не известных" подробностей быта Волковых. Но, как оказалось, "судьба выросшего на чужбине" отрока для нынешнего времени показалась Николаю Владимировичу еще более печальной, нежели судьба Оливера Твиста, и он решил лично изобразить превращателя этой судьбы в "счастливое детство". Насчет Оливера Твиста это он мне сам сказал — так что надо будет эту книжку прочитать, узнать о чём речь.