Владислав Савин - Красные камни [litres]

А после его арестовали. И у кого бы ни спрашивала – никто не знает, за что. Даже когда меня на допрос вызывали, свидетельницей – а я и не знаю ничего такого. Спрашивают, с кем Игорешенька встречался – да ни с кем, только по службе, и со мной, и еще на свои партзанятия в университет ходил, коммунизму обучался.

И на работе сразу ко мне с подозрением – а я-то в чем виноватая? Однако же премии лишили. Я потому в кино сниматься и пошла – деньги были нужны. Я ведь даже не студентка, а за секретаршу на кафедре в университете, на неполной ставке – умела бы на машинке быстро стучать, а не двумя пальцами, – другое дело, а так лишь «исполняю обязанности», в зарплату едва пятьсот получаю, и лишняя сотня-полторы очень пригодится. Ну, а если еще и себя на экране после увидеть, хоть мельком…

Отчего я к товарищу Смоленцевой решила обратиться? Так она хоть и героиня, и актриса известная – но вижу, ведет себя по-простому, без высокомерия, не то что наш партийный секретарь. Зато она к самому товарищу Федорову вхожа, главнее которого у нас нет – и может спросить про Игорька.

Она и спросила. И когда мы с ней второй раз говорили, ответила, что товарищ Федоров дело на контроле держит. И не будет к твоему Игорю никакого беззакония – но если все же он виновен в чем-то, то не взыщи. Да не может он быть ни в чем виновен, уж я-то знаю! Вот покреститься могу, если б верующей была, а не комсомолкой. Хотя у себя в деревне ходила несколько раз, тайком – знаю, что Бога нет, ну а вдруг все-таки, ведь не зря же люди столько лет верили? И если попросить о чем-то хорошем, и по справедливости, то Он тебе поможет.

Еще она удивлялась, что я одета так бедно: «Ладно, денег мало, так и из дешевого ситца или сатина можно сшить, что тебе гораздо больше пойдет». А я отвечаю, что вам в Москве хорошо, а у нас тут комсомольцы ходят, смотрят, чтоб не было буржуазных излишеств – у парня, если, например, галстук цветной, то тут же ножницами обрезают. Фрося Зимина (мы с ней в одной комнате в общежитии живем) этим летом себе платье сделала как в кино, с юбкой-клеш – так к ней в воскресенье в парке среди дня подошли, пристыдили: «На это ткани надо вдвое против обычного», – и подол над головой в узел завязали – ей пришлось, чтоб распутаться, у всех на виду платье через голову снимать, стыд-то какой! И Соне Пинчук так же сделали, она со своим парнем была, так он стоял и слова сказать не мог – иначе бы его не только побили, но и назавтра из комсомола вон, за потворство моральному разложению. Но зато у нас никакого хулиганства на улицах нет – раз эти ходят и смотрят. А в Москве с этим как – читала я про «черную кошку», как воры и бандиты ночами людей убивают и грабят, жуть!

А товарищ Смоленцева отвечает, улыбнувшись, что в Москве уже девять лет живет и ни разу с хулиганами на улицах не встречалась – «Рим довоенный в этом отношении куда опаснее был».

Но я в этот раз и по другому вопросу сказать хотела. Узнала я, что группа ребят из университета задумала какую-то протестную акцию устроить, страшно сказать… Против советской власти! Уже плакаты нарисовали, завтра выйдут на площадь перед вокзалом, где народу много, и развернут. Что с ними за такое после сделают, страшно сказать. А ведь это наши, советские ребята, а никакие не враги-бандеровцы. Вот как бы их остановить – это в правильных книжках появляется такой товарищ, старый большевик, который всех рассудит, ну а тут что делать мне, как ребят спасти? А товарищ Смоленцева, человек хороший, может, и посоветует что?

– А ты откуда это знаешь? – удивилась она. – Ты ведь не студентка.

Ну да – но как Игорька арестовали, то даже те, кто со мной на работе в одной комнате, сейчас говорить не хотят лишний раз. А эти, из партийной школы в университете, напротив, со всем пониманием, по-людски. И так вышло, что я уже и на уроке у них была, и про коммунизм слушала, каким он должен быть.

– А разве сейчас коммунизм не такой, как должен?

Ой, ну не знаю – необразованная я! Семилетку кое-как закончила – а все говорят, что учение Ленина – Сталина слишком сложно для малограмотного человека. Но было там сплошь лозунги и цитаты – правильные, такие же, как у нас партийный секретарь на митинге кричал.

– Ладно, пойду я…

– Подожди, – остановила она меня, – а что ты не попробовала поговорить с тем, кто организует эту… акцию?

Ой, да никто ее не организует! Чем мне еще нравятся студенты, что нет у них такой принудиловки – вот ходят разговоры, и вдруг кто-то говорит: «А давай!» А нет такого, чтоб расписано, вот главный, он приказывает, и попробуй не выполни. Так и с цветами было, что в фонтан. Теперь вот кто-то такое предложил. И нашлись желающие.

– Лозунги-то хоть какие, помнишь?

Что-то про ленинские нормы и равноправие всех наций. А так, правильные слова.

– Пойду я…

– Да не спеши ты, я ж помочь тебе хочу. И не пойму, ты тоже в команде протестующих или нет?

Да как же я – там сознательные одни. Ну, а мне поручение дали шутейное. Пирожков домашних ребятам приготовить – у меня получается хорошо. Я и на собрание приносила, пробовали, понравилось.

– Ну, тогда все просто, – улыбнулась товарищ Смоленцева, – аптеки ведь работают еще? Чтоб ни для кого последствий не было, сделаешь так…

Ну, купила я, что сказано. И в пирожки положила – средство ведь домашнее, от иной болезни, никакого яда. Назавтра, в первом часу пополудни, прихожу я к вокзалу, как раз через четверть часа должен московский поезд прибыть и варшавский. Вижу, стоят шестеро парней и девчат двое. Раздаю им пирожки, по паре на каждого. Поели, меня спросили, что сама не ешь – а я отвечаю, так не осталось, вот дюжина была, вся и ушла. «Да вы не беспокойтесь, я дома поела».

Ну, встали они там, где народ с поездов и на поезда идет. И развернули – один лишь плакат. Желтым по красному, как на демонстрациях: «Товарищи, Ленин учил о равных правах всех наций. Отчего нам запрещают учиться на украинском языке?» Тут же милиция подоспела – но никого хватать не стали, а на народ глазеющий покрикивают: «Разойдись, не толпись – ребята самодеятельность репетируют».

– Что, правда? – голос из толпы. – А как называется ваш театральный коллектив, можно прийти посмотреть?

А я смотрю, что-то в первых рядах лица знакомые – вот этого я точно на съемках видела. Стоят, глядят, смеются. И народу объясняют: «Студенты репетируют, спектакль на свежем воздухе, будет 7 ноября».

Эти, которые с плакатом, кричат в ответ: «Товарищи, это политическая акция!» А те, кто в первых рядах толпы, еще пуще смеются: «Вы естественнее держитесь, а то зритель вам не поверит». Ну прямо цирк – но длился недолго. Сначала один из студентов за живот схватился – но терпел. Его товарищ напротив другим бросил: «Я сейчас, подождите», – и бегом в вокзал, а там туалет закрыт и табличка: «Перерыв на 30 минут». В общем, через пять минут все восемь были согнувшись, кто-то в кусты в сквере хотел, так милиционеры завернули, «не положено». Ну, а что дальше было, о том промолчу. Девчат жалко особенно. А затем приехал милицейский фургон, и всех восьмерых погрузили – как громогласно старшина объяснил, «за антиобщественное поведение, выразившееся в загрязнении общественного места», на пятнадцать суток всех.