Евгений Щепетнов - 1971

Минут пятнадцать я пытался понять задумку шифровальщиков, но так ничего и не понял. Единственное, что я определил - текст неправильный. Он не такой, каким должен был бы быть после работы редактора. Не выглаженный, не стройный, не сочный. И что это значит? Значит, некто потребовал, чтобы его разместили именно в таком виде, каков он есть.

А если вот так? Взять одно слово от каждого нового предложения? Что получится?

«Как» «Вас» «Найти» «Установить» «Связь» Ага! Есть! А это что? Номер телефона? Да на кой черт мне номер телефона?! Я что, отсюда им звонить буду, из своей квартиры? Вернее - из квартиры Зины? Они меня что, дураком считают? А вот из телефона-автомата в Москве позвонить - запросто.

Переписываю цифры (это было вроде как расстояние до звезды), и довольно откидываюсь на спинку стула. Отлично сработал! Теперь только ждать. Чего ждать? Ну...когда они с Брежневым разберутся. А если не разберутся? Если все останется так, как есть? Если Шелепину с его командой бошки поотрывают?

Значит, поотрывают. Значит, будем думать дальше. А пока - делать свое дело.

И я пошел делать дело. Овощи нужно было резать - правда, Зина зашилась с готовкой. До нового года считанные часы, а у нас еще половина задуманных ей блюд не готово!

Новый год мы встретили вдвоем. У Зины друзей не было, у меня тоже (если только не считать другом тренера по стрельбе, с которым мы регулярно пили чай и разговаривали на все возможные темы), да и вообще - новый год, это действительно семейный праздник. Зачем куда-то тащиться и сидеть в компании малознакомых, и даже хорошо знакомых людей, которые тебе совсем не интересны? Ты что, собираешься провести весь следующий год с ними? Ну это проистекает из: «Как встретишь, так и проведешь!»

В общем, когда куранты пробили двенадцать часов - мы выпили вишневого сока, а потом поцеловались. Я уже до двенадцати налопался всяких вкуснот, которые мы все-таки успели доделать до полуночи, есть больше не хотел, потому предложил Зине заняться тем, чем мы хотели бы заниматься и в следующем году - кроме поедания вкуснот, конечно.

Секс был бурным, и довольно-таки продолжительным. Чего-чего, а это я умею делать не хуже, чем стрелять из всех возможных видов легкого стрелкового оружия. А потом уснули. И проснулись только утром, в девять часов. За окном мела новогодняя метель, в постели было тепло и уютно, и потому я продолжил ЭТО, не выводя подругу из сонного состояния...но потом она все равно проснулась.

Вылезли мы из постели только часам к двенадцати - валялись, разговаривали, смеялись, и было нам очень хорошо.

А после пошли гулять. Нужно же воздухом подышать, не весь же день в постели валяться? Хотя я бы и не отказался - Зина настояла. «Ну чего мы в люди не выходим, чего заперлись в двух стенах, как бирююР»

Снег сверкал под лучами холодного зимнего солнца, на мостовых яркие конфетти, скорее всего выстреленные из хлопушек, и пустые бутылки из-под «Советского шампанского». Похоже, что люди всю ночь колобродили под окнами, а мы и не слышали. Мирно спали.

Пустынно. Машин практически нет - только идиот садится за руль пьяным, или с тяжелого похмелья. А кто утром 1 января не с тяжелого похмелья? Только больные да ненормальные, такие как я.

Прогулялись до площади Революции, той, что потом станет Театральной площадью. Я с интересом смотрел вокруг, и первое, что бросилось в глаза - конструкция на институте геологии, что через улицу за спиной статуи Ленина.

Кстати - статую поставил как раз перед моим «прилетом» - в 1970 году. Так вот, конструкция на крыше НИИГГ гласила: «.Имя и дело Ленина будет жить вечно».

Мда... ошиблись, ребята. Не вечно. Всего... сколько осталось? Да ерунда осталась - двадцать, или даже пятнадцать лет? И не будет этой конструкции. Не будет герба СССР на фронтоне НИИГГ Не будет лозунгов вокруг герба.

А будет - герб России и во весь фронтон растяжка, закрывающая результат кастрации здания. Умеют у нас уничтожать прошлое и переписывать историю, ох, как умеют! «У нас» - это на Земле. Люди везде одинаковы...

А с Лениным, который стоит на площади случилась интересная история. Согласно городской легенде, раньше он стоял не спиной к НИИГГ и соответственно комплексу зданий, в который входит и корпус областной администрации - сейчас областной комитет партии - а лицом, и его перст, гневно направленный куда-то на неизвестную наблюдателю цель, указывал именно на этот самый обком: «Вот они где, суки, спрятались!». И когда этот анекдот дошел до ушей высшей партийной власти области, якобы памятник развернули в обратную сторону.

Вранье, конечно. Вон он, памятник, его только в апреле поставили, и стоит он задом к обкому. Никаких поворотов не было. Стоит себе каменный Ильич и грозно тычет за горизонт, указуя на идеологического врага.

Нагулявшись, я хотел зайти куда-нибудь в ресторан, но Зина попросилась домой. Устала, а еще - у нас со вчерашнего вечера столько явств несъеденных, а мы в ресторан потащимся? Да еще и не гарантия, что рестораны вообще открыты. Ночь народ гулял, какие первого числа рестораны?

Вот так и прошли все праздники. Мы упирались, силком заталкивая в себя наготовленное угощение, смотрели телевизор, занимались любовью, спали, гуляли - безвременье и лень. Нега и сон. Иногда нужно просто жить - забыв о заботах, о проблемах. Ну да, если только у тебя есть возможность не думать о том, что будешь есть и пить завтра, послезавтра, через месяц и год.

Я мог себе позволить не думать об этом. Перед новым годом с фантастической скоростью вышла вторая моя книга, и тоже - гигантским для меня тиражом. В мое время бумажная книга тихо и мирно скончалась, уступая дорогу своей электронной версии. Бумажная книга осталась уделом людей старшего возраста, тех, кто любит шелестеть страницами, ощущать запах свежей типографской краски, тех, кто не любит читать с экрана или слушать аудиокниги, начитываемые хорошими и плохими чтецами. Я сам, чего греха таить, перед

моим провалом в прошлое уже давно не читал ни одной книги - ни с экрана, ни бумажной. Я только слушал. Много слушал - тогда, когда путешествовал, ехал в машине на дальние расстояния. Когда возился в огороде. Когда занимался в тренажерном зале.

Наверное, это объективный процесс - умирание бумажной книги. Ведь мы же не пишем на бересте? И не выдавливаем клинописью на глиняных табличкам. Все это вытеснила бумага. А теперь - вытеснили бумагу. Печально, горько, досадно, но... объективно.

Я теперь был можно сказать обеспеченным человеком. Не богатым, но обеспеченным. Мог не думать о том, как в ближайшем будущем добыть средства к пропитанию, либо на одежду-обувь. Тем более, что по большому счету мне много и не надо, я всегда был неприхотлив в одежде и еде, а те же ботинки, штаны, рубахи и все остальное мог носить годами и годами. Лучшая для меня одежда - или камуфляж, не стесняющий движений, или свободные тянущиеся джинсы и клетчатая рубаха. Этакий милитари и кантри-стиль.