Владислав Савин - Союз нерушимый: Союз нерушимый. Страна мечты. Восточный фронт

Именно потому первым решением Сталина, еще не видящим ответа, было – если не дай бог, это случится и в этом будущем, максимально его смягчить! Вернуть в РСФСР населенные русскими территории нацреспублик – Донецк, Ворошиловград, северный Казахстан, Нарву, Двинск – хуже от этого точно не будет. И никаким противовесом на нацокраинах эти области точно не станут, лишь отдадут на заклание поверивших нам наших людей. Но это будет лишь первым этапом – а дальше сплошное минное поле, где и гости из будущего не смогут дать совет!

Но они ценны тем, что испытали прелести капитализма и распад СССР на собственной шкуре. И это сильно им не понравилось – а значит, они будут стоять насмерть, чтобы такого не случилось. И так же воспитают своих детей. Так что на Лазареву давить нельзя, ради пусть даже успешного решения текущих задач – убьем перспективу. Пусть рожает и, надеюсь, воспитает таких же непримиримых, кто не предаст. И еще одна, итальянка – а впрочем, уже советская гражданка Лючия Смоленцева, вольнонаемная служащая СА. А отчего вольнонаемная гражданская – если подготовка у нее, как доложили, повыше, чем у солдата-срочника? Ладно, пусть родит, а там посмотрим! Поскольку люди сейчас – самый ценный капитал Советской страны!

Ресурсы и территория есть. Армия есть. Инженеры, ученые – хотелось бы больше, но в целом хватает. Катастрофически не хватает толковых управленцев – при громадности задач. Поставить на службу СССР ресурсы, в том числе трудовые, двух третей Европы, не дать этому преимуществу утечь меж пальцев в песок! Справиться с множеством проблем внутри страны. Не только восстановить разрушенное, это мы и в той истории осуществили успешно. Но не упустить и воспитание подрастающего поколения, кому уже через несколько лет вставать у станков или в строй. Армия переходит в режим мирного времени – обеспечить, чтобы демобилизованные так же быстро встали на трудфронт, ведь безработица, когда столько предстоит сделать, это нонсенс, отсутствие организации! А преступность не только от фашистских недобитков, но и от не нашедших себя фронтовиков и потерявших родителей подростков? Значит, усилить органы внутренних дел. И в армии надо при сокращении максимально сохранить традиции и полученный бесценный опыт! А еще надвигающийся голод сорок седьмого года и будущее землетрясение в Ашхабаде. И атомный проект, без которого нас сомнут, и реактивная авиация, и ракеты – ведь империалисты уже завтра начнут сочинять против нас агрессивные планы – «Чариотир», «Дропшот», еще какие-то!

И тут не хватало еще бунта на мостике! Когда какие-то еще и начинают драться за власть! Цинично рассуждая, киевский бунт помог нам тем, что показал массам, на что способны зарвавшиеся удельные царьки, и дал нам право жестоко раздавить любые попытки сепаратизма. И еще один повод пока не отпускать вожжи, не распускать ГКО (Государственный комитет обороны), удерживающий в руках фактически всю власть, выше ЦК и даже Политбюро. А то приходилось уже кое-кому из высших товарищей ненароком объяснять, что сохранение ГКО необходимо из-за скорого начала войны с Японией, империалистическим хищником, с которым янки третий год справиться не могут – все равно придется снова организовывать, так зачем распускать? И, под маркой борьбы с национализмом, можно хорошо укрепить аппарат на местах. Хотя, кажется, не в одном аппарате дело!

Ведь как ни крути, но в восемнадцатом было куда труднее. Вся страна была разорена (а не только западная часть), и не было союзников, и никакого ленд-лиза, и Красная армия, как бы про нее ни пели, что «всех сильней», на деле даже Польшу не могла одолеть. Но у нас была Идея, которая заставляла верящих в нее – идти на смерть. Не жалеть себя для укрепления первой в мире страны победившего пролетариата. Поддерживать товарищу товарища не думая, кто главнее. Идейные были не все, и даже не большинство – но они шли впереди, вели за собой. И потому – мы выстояли и победили. СССР в девяносто первом не хватило не ресурсов – главная беда была в том, что Идея умерла.

А дать массам лозунги, которые станут Идеей – выработать их на основе анализа текущего момента – может только партия. Которая сумела, основанная Ильичом в 1898 году, всего за девятнадцать лет довести страну до революции. Так что партии рано еще на покой! А партия – это прежде всего кадры, которые решают всё!

Надо взглянуть на товарищей из будущего поближе. Особенно на тех, кто уже семьями обзавелись. Ведь архиважно увидеть, как они собираются воспитать новое поколение – кому продолжать наше дело?

И повод отличный – награждение за поимку фюрера, за спасение папы (тут уже будет политически неверно не наградить, раз уж Ватикан отметил), а заодно и за Киев.

Анна Лазарева, 8 июля 1944 г.

Ну, вот, последний день нашего отдыха. Завтра с утра предписано в наркомат. И снова дела, хотя войны нет, и опять нас в стороны раскидает, встретимся когда?

А пока – день наш. Валька предложил на природу поехать. Влад возразил:

– Набегались уже, наползались, я вчера через сквер с девушкой шел и вдруг заметил, что не ее слушаю, а осматриваюсь на предмет возможной засады, и где снайпер может сидеть – так на меня «зеленка» действует, что уже на взводе.

– Девушка хоть красивая? Адресами обменялись? – спрашивает Рябов.

– Спокуха, мужики, далеко ехать не надо, – говорит Валька (в том мире живший в Москве), – автобусом доберемся, я уже узнавал. Народ, ну хватит уже постоянно в боевом режиме, нервы не казенные, надо и разрядку дать. Анка, я понимаю, как тебе в Киеве – но здесь-то бояться чего? Не девяностые – тут никого опаснее мелкой шпаны быть не может. В несколько часов обернемся. Ну, кто желает?

Пожелали я с Михаилом Петровичем, Юрка с Лючией и Валька. Влад намекнул, что у него вроде как свидание, «и кажется, серьезно», и у Рябого нашлось какое-то дело, а Финн с Мазуром, я подозреваю, все на Москву не могли никак насмотреться, на все ее культурные места (хотя возможно, тоже не в одиночку). Автобус по Большой Калужской, за поворотом на ЗИЛ, мы вышли на развилке Калужской и Воробьевского шоссе и дальше пешком. Вдоль берега Москвы-реки полоска нетронутой природы, зелень, трава, кусты – но и дорожки хорошо протоптаны, поскольку известное место воскресного отдыха москвичей. Ленинские горы – и не горы вовсе, а просто местность на высоком берегу (над ее уровнем, метров восемьдесят). Река тут извивается огромной петлей, вид замечательный, вся Москва у ног!

– Воробьевское в улицу Косыгина еще не переименовали, – говорит Валентин, взявший на себя обязанности экскурсовода, – и проспект Вернадского не проложили пока. Был бы хороший бинокль, увидели б башни Кремля, вон там, на северо-востоке, до них километров десять.