Игорь Валериев - Ермак. Начало

– И что? Нам их стоит, Ермак, опасаться? – разухабистым голосом перебил меня Женька Савин, которого все еще трясло на адреналине после пережитого боя.

– Нет, Сыч, с этими мы справимся, тем более в лагерь хунхузов надо будет наведаться. Там трофеев, думаю, будет поболее, чем здесь соберем. Но меня очень сильно беспокоит возможность нахождения где-то рядом еще трех пэн бандитов. Если эти тридцать всадников сядут нам на хвост, вернее всего, мы от них не оторвемся. Поэтому надо торопиться. Добычу надо брать ту, которая нам по зубам, и которую сможем унести. Не забывайте, нам еще шесть трупов в станицу везти и по дороге туда будет два места на тропе, где только гуськом и с лошадями в поводу пройти можно. Считайте это паранойей, но если хунхузы нас там догонят, то мы все покойники. Наверное, только головной дозор уйти сможет.

– А что такое паранойя? – задал вопрос Лис.

– Это такое расстройство психики у человека, когда он очень подозрительный и во всем видит опасность для себя. Вот и я боюсь того, что существует еще тридцать бандитов, с которыми мы обязательно столкнемся. А чтобы этого не произошло, быстро все за работу! Бегом!

Казачата, разбившись на пары, порскнули по сторонам, и стали споро перетаскивать трупы хунхузов на указанное мною место. Я притормозил Ромку, и вместе с ним, поймав по трофейной лошадке, мы переправились через ручей, где быстро поймали трех коней, принадлежащих убитым на этой стороне ручья бандитам. Взгромоздив на них поперек седла трупы варнаков, не забыв их карабины, переправились через ручей обратно, где уже полным ходом шла экспроприация нажитого непосильным трудом бандитского добра.

Трофеев уже было взято богато: шестнадцать пятизарядных винтовок «Гевер 88» и одна французская магазинная винтовка системы Лебеля образца 1886 года, большое количество патронташей и патронов в них. На разложенных плащ-палатках, кроме набитых патронташей, дополнительно россыпью лежало большое количество патронов к винтовкам, поблескивая гильзами бутылочной формы с восьмимиллиметровой тупоконечной пулей. Отдельной кучей лежало больше десятка сабель дадао. Также было затрофеено двенадцать лошадей монгольской породы. Четыре были убиты во время засады, и одну раненую пришлось дорезать, так как пуля перебила ей ногу. Тройка Тура уже пригнала наших лошадей, и почти все казачата меняли на трофейных лошадях монгольские седла на свои казачьи. Почти все трофейные лошадки были высокими молодыми жеребчиками не старше пяти лет. А у Ромки его Гнедко, доставшийся от старшего брата, был уже преклонного двенадцатилетнего возраста. Да и у остальных казачат была такая же картина. Младшие в семье, которым все, включая лошадей, достается от старших братьев. Исключение – Женька Савин и я. Один сын богатого казака-коннозаводчика, а другому два года назад приобрели амурского трехлетнего жеребчика, чтобы он пас лошадиные косяки этого казака-олигарха.

А монголы были хороши. Не ниже жеребцов забайкальской или амурской породы. Больше сто сорока сантиметров в холке, отличного экстерьера, холеные, со стрижеными хвостами и гривой. При этом куда менее прихотливы, более выносливы, сообразительны, дружелюбны и надежны, чем остальные породы лошадей. Чувствовалось, что за лошадьми был отличный уход, и они были великолепно выезжены. И все гнедой масти.

Еще на одной плащ-палатке, которая лежала отдельно, высилась кучка кошелей. Спрыгнув с седла и подойдя к кошелькам, я поочередно взвесил их в руке, потом открыл самый легкий, затем самый тяжелый. В первом лежало несколько серебряных юаней и несколько слитков серебра по тридцать шесть грамм. Китайские ляны. Во втором я увидел то, что и предполагал – золотой песок желтого цвета. Только в этом небольшом кошеле весом граммов шестьсот-семьсот высокопробного золотишка было рублей на пятьсот по официальному курсу или на восемьсот и больше, если в том же Благовещенске продавать китайским контрабандистам.

– Лис, я забираю тройку Тура и с ними иду проверить лагерь хунхузов, а ты с остальными пакуешь трофеи. Используйте РД, четыре плащ-палатки для организации вьюков. На шести лошадях, которые повезут трупы, седла пусть будут монгольскими, они очень хорошо подойдут к изготовлению волокуш.

– Да чего заморачиваться с волокушами, Ермак! Перекинем через седла и повезем.

– Лис, они уже окоченели. Как ты к седлу труп крепить будешь? А волокуши из жердей быстро сделаем, трупы на них, и повезли. И лошадки беспокоиться меньше будут. Делай как я сказал. Как закончите, выдвигаетесь к броду, где остались наши вещи и покойники. Там ждете нас. Делаете волокуши. Мать и дочь на одну волокушу планируй. Все. Мы поехали. Может, нагоним вас по дороге. Не забудь про охранение на марше.

Через десять минут я с тройкой Тура рысью подъезжал к лагерю, до которого оставалось метров двести. По дороге успели обобрать четыре трупа хунхузов и взять в повод двух трофейных лошадок. Дав команду остановиться, я и Леший спешились и через лес по дуге двинулись к лагерю, а Тур и Дан остались на месте, съехав с тропы и спрятавшись в кустах леспедецы. Здесь они должны были дождаться нашего сигнала, что в лагере все чисто.

Добравших до деревьев, окружающих поляну с лагерем, мы с Лешим залегли и стали наблюдать за лагерем. Казалось, что он был пуст, но что-то внутри меня – видимо, опять моя чуйка – не давало подняться и войти в лагерь. Предчувствие – штука странная и не всегда надежная, но я своим научился доверять еще в Афганистане. Бывало, что все вроде бы спокойно на блокпосту или в рейде за караванами или головами духов. Вокруг тишина и благолепие, и вдруг ни с того ни с сего противно, словно зубная боль, начинало что-то ныть внутри. Умные люди (дураки, как правило, погибали первыми) к таким проявлениям «чуйки», как своей, так и кого-то из товарищей, всегда относились с пониманием. Неоднократно лишние крюки по горам наматывали, а позже узнавали, что на утвержденном маршруте нас ждала засада духов, а позже в Чечне – засада боевиков. Информацию по выходу на охоту групп спецназа начали сдавать-продавать еще в Афгане. В Чечне это просто приняло массовый характер. Двумя словами, права старая армейская мудрость: «Лучше перебдеть…»

Вот и сейчас меня похожее предчувствие гложет. Что-то неладно. Не знаю, что именно, не знаю, где, но входить в лагерь не хочется. В этом я уверен. Должны же были остаться в лагере хунхузы. Не всех же мы положили.

Чуйка в который раз не подвела. Минут через десять наших наблюдений из большого шатра главаря вылез бандит, в котором я по косе, обернутой вокруг шеи, узнал повара, раздававшего пищу из котла на вчерашнем ужине банды. Оглянувшись по сторонам, хунхуз достал из шалаша полупустой, но, судя по тому, как его держал бандит, очень тяжелый мешок. Еще раз оглянувшись по сторонам, повар разбойников направился к коновязи, где из пятнадцати лошадей только две были оседланы и увешаны переметными сумками. Дождавшись, когда хунхуз опустит мешок в одну из переметных сумок и вставит ногу в стремя, я взял его на мушку и стал выжимать ход спускового крючка. Но выстрелить не успел. Из кустарника леспедецы, который куртинами рос по окружности поляны, почти напротив меня раздался выстрел, и бандит, попытавшийся вскочить в седло, рухнул на землю.