Лайон Спрэг де Камп - Да не опустится тьма!

– Куда же ты, Мартинус? – встревоженно спросил Эбенезер.

– Сперва я скажу этому бандиту все, что я о нем думаю! – рявкнул Пэдуэй. – А потом…

– Томасус обещал тебе не раскрывать секрет? Не могу поверить, что он нарушил…

Пэдуэй замер на полушаге. Сириец действительно не давал слова молчать. Просто Мартину казалось, что не в его интересах делиться новыми знаниями. Но если Томасусу потребовались наличные, ничто не запрещало ему продать секрет арифметики кому вздумается.

Взяв себя в руки, Пэдуэй признал, что ничего страшного не случилось – ведь он сам хотел как можно шире распространить арабскую систему счета. В сущности, его задело то, что, урвав солидный куш, банкир и не думал с ним делиться. Как и предупреждал Невитта, Томасус – честный человек, однако зевать с ним нельзя. Вечером того же дня Пэдуэй отправился к сирийцу. Фритарик нес наполненную золотом коробку.

– Мартинус! – вскричал банкир. – Неужели ты хочешь погасить долг? Откуда у тебя столько денег?

– Возвращаю все целиком, – ухмыльнулся Пэдуэй. – Надоело платить десять процентов, когда можно обойтись семью с половиной.

– Что? Где это ты найдешь такой смехотворно малый интерес?

– У твоего уважаемого коллеги Эбенезера. Он сам мне предложил.

– Ну, не ожидал я от Эбенезера… Если это правда, то и я могу согласиться на такой процент.

– Придется тебе сделать предложение получше, заработав столько на продаже моей арифметики!

– Послушай, Мартинус, я поступил вполне законно…

– Не спорю.

– Ну хорошо. Должно быть, такова воля Господа нашего. Я предлагаю семь и четыре десятых.

Пэдуэй презрительно рассмеялся.

– Тогда семь. Но это мое последнее слово!..

Снова зашел в гости Невитта.

– Поправился, Мартинус? Отлично, я знал, что ты парень крепкий. Не хочешь сходить со мной на бега, поставить солид-другой? А потом ко мне в поместье на денек?

– Я бы с удовольствием, да надо верстать «Время».

– Верстать?.. – переспросил Невитта.

Пэдуэй объяснил.

– Ха-ха-ха! А я подумал, что ты забавляешься с подружкой по имени Темпора… Давай тогда завтра к ужину.

– Как мне добраться?

– У тебя есть верховая лошадь? Ладно, пришлю за тобой Германна. Но учти, я не желаю, чтобы он вернулся ко мне на крыльях!

– Это привлекло бы слишком много внимания, – серьезно сказал Пэдуэй.

На следующий день Пэдуэй, в новеньких византийских башмаках из невыделанной кожи, восседал на кобыле, которую вел Германн. Любуясь заботливо ухоженными землями вдоль Фламиниевой дороги, Мартин невольно думал: скоро грядут Темные века, и вся эта красота превратится в бесплодную пустыню…

– Как вчерашние бега? – спросил он, желая отвлечься от тягостных мыслей.

Германн, оказалось, едва мог связать по-латыни несколько слов.

– О, хозяин был чертовски зол. Его послушаешь, прямо настоящий знаток. Но терпеть не может проигрывать. Потерял на лошади пять сестерций. Рычал, как… как лев с больным брюхом.

На пороге дома Пэдуэя встречали приятная полная женщина – жена Невитты (вовсе не говорившая по-латыни) и его старший сын Дагалайф – офицер, приехавший к родителям в отпуск. Поданный ужин полностью соответствовал всем слухам о легендарном готском аппетите. После вонючей браги, распространенной в Риме, Пэдуэй с удовольствием выпил вполне приличного пива.

– У меня есть и вино, если хочешь, – предложил Невитта.

– Спасибо. Признаться, итальянским вином я сыт по горло. Римляне превозносят его сорта и изысканные ароматы, а по мне вся эта кислятина на один вкус.

– Согласен! Тогда, может, капельку душистого греческого?

Пэдуэй содрогнулся.

– Ага, и я того же мнения! – воскликнул Невитта. – Разве настоящий мужчина пьет вино с благовониями? Держу эту бурду только для Лео Веккоса и других знакомых греков. Кстати, надо рассказать ему о том, как ты вылечил меня от чихания. Лео наверняка придумает какую-нибудь мудреную теорию!

– Скажи, Мартинус, – заговорил Дагалайф, – что ты думаешь о предстоящем ходе войны?

Пэдуэй пожал плечами.

– Я знаю лишь то, что известно всем. У меня нет телефонной связи… то есть, я хотел сказать, у меня нет связи с небесами. Можно предположить, что к августу Велизарий подойдет к Неаполю. Силами он располагает небольшими, однако побить его будет чертовски трудно.

– Ха! – презрительно воскликнул Дагалайф. – Побьем как миленького! Горстка греков – ничто перед единым готским народом.

– Так же рассуждали и вандалы, – сухо обронил Пэдуэй.

– Верно, – согласился Дагалайф. – Но мы не совершим ошибок вандалов!

– Не знаю, сын, – мрачно произнес Невитта. – По-моему, мы их уже совершаем – или другие, еще похлеще. Наш король может только судиться с подданными да кропать стишки на латыни. Лучше бы он был безграмотен, как Теодорих! Впрочем, – смущенно добавил Невитта, – я и сам умею читать и писать. Мой отец пришел сюда с Теодорихом из Паннонии и больше всего на свете любил поразглагольствовать о священном долге готов: защищать Римскую цивилизацию от дикарей-франков. Старик готов был в лепешку разбиться, но дать мне латинское образование. Спору нет, порой оно на пользу. И все же в ближайшие месяцы, боюсь, нашему королю скорее понадобится умение вести в бой конницу, чем склонять «amo-amas-amat».

Пэдуэй возвращался в Рим в самом прекрасном расположении духа. Впервые, не считая деловых визитов к Томасусу-сирийцу, он побывал в гостях! А Мартин, несколько холодный внешне, в глубине души был человеком общительным… Он спешился и отдал поводья Германну, даже не обратив внимания на трех угрюмых типов, что стояли возле изгороди у его дома на Длинной улице.

Путь преградил бородатый мужчина, самый солидный из трех поджидавших. В его руке был лист бумаги – настоящей бумаги, наверняка от обученного Пэдуэем валяльщика, – с которого он вслух читал:

– …среднего роста, каштановые волосы, карие глаза, нос крупный. Говорит с акцентом. – Бородач резко вскинул голову: – Мартинус Падуанский?

– Sic. Quis est?

– Ты арестован. Следуй за мной. И без шума!

– Что?! Кто… почему…

– Приказ префекта города. По обвинению в колдовстве.

– Но… но… Эй! Не имеете…

– Я же сказал: без шума!

Двое зашли с боков, подхватили Мартина под руки и повели его по улице. Когда он попытался воспротивиться, они вытащили короткие дубинки. Пэдуэй в отчаянии завертел головой. Германн уже скрылся за поворотом. Фритарика тоже не было видно: разумеется, спал, как обычно. Пэдуэй набрал полную грудь воздуха, приготовившись закричать, но мужчина справа угрожающе взмахнул дубинкой. Воздух пришлось с шумом выпустить.

Тюрьма стояла на Капитолийском холме. Безучастный чиновник немедленно потребовал назвать имя, возраст и адрес. Пэдуэй до сих пор был точно в тумане. Мозги работали на высоких оборотах, однако явно вхолостую. Почему-то вспомнилось, что арестованный имеет право позвонить адвокату… В сложившейся ситуации эти полезные сведения вряд ли могли пригодиться.