Лайон Спрэг де Камп - Да не опустится тьма!

– Я заглянул в свод законов, – торопливо произнес Пэдуэй. – Есть декрет, запрещающий браки между итальянцами и готами, однако про американцев там ничего не говорится. Так что…

Матасунта перебила его:

– Если ты сядешь поближе, дорогой Мартинус, мне будет лучше слышно.

Пэдуэй подошел и сел рядом с принцессой.

– Эдикты Теодориха…

– Я знаю закон, – промурлыкала Матасунта. – Наставления мне нужны иного рода.

Мартин наконец подавил свою тенденцию теоретизировать, когда дело касалось чувств.

– Первый урок, любовь моя, будет такой.

И поцеловал ее руку.

Веки принцессы были сомкнуты, рот приоткрыт, грудь судорожно вздымалась.

– Значит, американцы тоже практикуют искусство поцелуев?

Пэдуэй схватил ее в объятия и дал второй урок. Матасунта открыла глаза, моргнула и восхищенно покачала головой.

– Глупый вопрос, дорогой Мартинус, нам до американцев далеко!.. Какие мысли ты рождаешь в невинной девушке!

Она рассмеялась – заливисто и громко. Пэдуэй хрипловатым голосом подхватил ее смех.

– Ты сделала меня счастливым человеком, принцесса.

– Ты тоже сделал меня счастливой, мой принц. Я и мечтать не могла о таком мужчине! – Матасунта вновь упала в его объятия, потом выпрямилась, поправила прическу и деловито продолжила: – Но прежде нам надо решить немало важных вопросов. Например, Виттигис.

– Что – Виттигис? – Счастье Пэдуэя внезапно дало трещину.

– Его придется убить, разумеется.

– Убить?

– Не надо удивляться, дорогой. Я предупреждала, что не люблю останавливаться на полпути. И Теодохада, кстати, тоже.

– А его-то зачем?

Матасунта нахмурилась.

– Он убил мою мать, разве не так? К тому же ты когда-нибудь сам захочешь стать королем…

– Не захочу, – сказал Пэдуэй.

– Не захочешь стать королем?! Почему, Мартинус?

– Это не для меня, дорогая. Кроме того, я не принадлежу к Амалам.

– Ты будешь моим мужем и, следовательно, членом семьи.

– Все же я…

– Достаточно, милый! Ты просто думаешь , что не хочешь. Со временем у тебя появятся другие желания. Ну и уж раз мы об этом заговорили, грех не вспомнить твою бывшую служанку, как там ее… Джулия?

– А что Дж… Откуда ты о ней знаешь?

– Неважно. Мы, женщины, все рано или поздно узнаем.

Маленький холодный комочек в желудке Пэдуэя вырос в ледяной ком.

– Но… Но…

– Как, Мартинус, ты не пойдешь ради своей нареченной даже на самую пустячную уступку? Не подумай, что я ревную к какой-то грязной девке. Однако если после нашей свадьбы она останется жить, это оскорбит мое достоинство. Я не настаиваю на болезненной смерти. Любой быстродействующий яд…

Лицо Пэдуэя стало совершенно безучастным – как у квартирного маклера при упоминании о тараканах. Его лоб взмок, в голове калейдоскопически кружились мысли. Теперь он понимал, что не любит Матасунту ни капли. Пусть эта свирепая белокурая Валькирия достанется какому-нибудь огромному громкоголосому готу! А ему больше по нраву девушки кроткие… И ни один страховой агент не застрахует жизнь Амала, учитывая кровавое прошлое семейства.

– Ну? – требовательно произнесла принцесса.

– Извини, задумался, – виновато ответил Пэдуэй, не зная, как выпутаться из этой ситуации. – Понимаешь, я вспомнил: у меня в Америке осталась жена.

– Хорош пустячок, – ледяным тоном произнесла Матасунта.

– Я очень давно ее не видел.

– Что ж, существует развод.

– Моя религия его запрещает. Мы, конгрегационалисты, верим, что в аду самое жаркое местечко отведено разведенным.

– Мартинус! – Глаза Матасунты гневно сверкнули. – По-моему, ты трусишь. Более того, по-моему, ты хочешь дать задний ход. Ни один мужчина, так гнусно обошедшийся со мной, не проживет и…

– Нет-нет, вовсе нет! – вскричал Пэдуэй. – Ты одна царишь в моем сердце. Меня не остановит и море крови!

– Гм-м-м, красиво изъясняешься, Мартинус Падуанский. Ты всех девушек обольщаешь такими речами?

– Клянусь, я от тебя без ума!

– Ты в самом деле меня любишь? – смягчилась принцесса.

– Еще как! В жизни не видел подобной девушки! – Последнее было совершенно искренним. – Но факты – суровая вещь.

Матасунта потерла лоб, явно раздираемая противоречивыми эмоциями.

– Если вы давно не виделись, откуда ты знаешь, что она жива?

– Точно не знаю. Но я не уверен и в обратном. А ведь ваши законы очень строги к двоеженству. Эдикты Аталарика, параграф шестой. Я смотрел.

– Все-то ты смотришь… – с легким раздражением произнесла Матасунта. – А известно кому-нибудь в Италии об этой твоей американской сучке?

– Н-нет…

– Так не глупишь ли ты, Мартинус? Кому какое дело, если у тебя на другом конце света есть жена?

– Религия.

– О, к дьяволу священников! Когда мы придем к власти, с арианами я справлюсь. А у тебя, я слышала, добрые отношения с епископом Болоньи, то есть практически с самим папой.

– Я имею в виду не церковь. Я имею в виду личные убеждения.

– Такой практичный человек, как ты? Чушь! Просто нашел предлог, чтобы…

Предвидя очередную вспышку, Пэдуэй торопливо вставил:

– Послушай, Матасунта, давай не будем затевать религиозных споров. Оставь мою веру в покое, а я не трону твою. О, кажется, нашлось решение!

– Какое?

– Я отправлю в Америку гонца и выясню, жива моя жена или нет.

– А много это времени займет?

– Недели. Возможно, месяцы. Если ты меня на самом деле любишь, то рано или поздно мы дождемся.

– Хорошо, – без особой радости согласилась принцесса и тут же бросила на Пэдуэя пронзительный взгляд. – Предположим, твой гонец обнаружит, что она жива?

– Зачем ломать себе голову? Видно будет.

– Нет, договоримся сейчас!

– Любимая, ты не доверяешь своему будущему мужу? В таком случае…

– Не увиливай, Мартинус. Ты скользок, как византийский законник.

– Ну, тогда, полагаю, я рискну своей бессмертной…

– О, Мартинус! – ликующе вскричала Матасунта. – Прости меня за глупость! Конечно же ты велишь гонцу отравить ее, если она все-таки жива! Это даже лучше, чем развод, если подумать о моем добром имени. Теперь все наши тревоги позади.

Она обняла его с настораживающей силой.

– Вероятно, – без особой уверенности произнес Пэдуэй. – Продолжим занятия, дорогая. – И снова поцеловал ее, стараясь установить рекорд.

Матасунта счастливо вздохнула.

– Ты только больше никого не целуй, любовь моя.

– Не смею и думать об этом, принцесса.

– Вот-вот, – грозно сказала она и очаровательно улыбнулась: – Прости меня, дорогой, за некоторое волнение. Я, по сути своей, наивная девушка, слабохарактерная и неискушенная.

«По крайней мере, – отметил про себя Пэдуэй, – я тут не единственный обманщик».

– К сожалению, мне пора идти. Сейчас же первым делом отправлю гонца. А завтра я уезжаю в Рим.