Георгий Антонов - Цурюк

— Одесская артель лилипутов «Красный карлик» — криво ухмыльнулся Блюмкин и нажал на «replay».

«Прелестно — какая крошечная музыкальная шкатулка…». — Будённый выпучил глаза, узнав собственные жеманные интонации. Опаньки — вот она чёрная магия по-взрослому…

— Сколько хотите за артефакт?

— Какие счёты между творческой интеллигенцией? Меняю на решето, что вы позаимствовали на даче Бадмаева.

— Бубен? — Будённый замялся. — Знаете, сейчас он не при мне.

— Я в курсе, ваш сообщник Клаус неплохо инсценировал похищение. Время и место встречи назначайте сами — только, пожалуйста, без фокусов — а то Дзержинский не поймёт. Я работаю на ЧК.

— О, Феликс! — вспыхнул Будённый, — Практически святой человек. Как он там?

— Живёт мечтой, — дёрнул глазом Исаев. — Приехал бы и сам, но завал работы — красный террор, знаете ли…

Договорившись о встрече назавтра в полдень у русской церкви, Семён полурысью метнулся к вилле доктора Штайнера.

— Толстон тут? — осторожно осведомился он у швейцара.

— Мосье Пью вчера отбыл Восточным экспрессом в Гималаи.

— Отрадно! Ему давно требовалось проветрить мозг. Доложите обо мне херру доктору — дело на миллион…

Рудольф принял гостя по-домашнему — босиком, в оранжевой рясе буддийского покроя. Лицо его могло конкурировать бледностью с китайским фарфором. В кабинете остро пахло азиатскими травами.

— Всё грустите о потере любимого существа? — проникновенно вздохнул Семён, — Как я вас понимаю! Вся жёлтая пресса уже неделю только вашей Гретой и кормится. Однако ближе к делу — я от Исаева. Артефакт, который он предлагает, — это, я вам доложу, стоит четырёх Бубнов и дюжины Грет…

Доктор отрешённо кивнул. Таинственный Исаев неделю назад уже предлагал ему в письме карту Порталов. В нарастающем могуществе Советского эгрегора у Штайнера не было поводов усомниться — кто, как не он сам в 1905-м инициировал Ульянова в Орден. Похоже, пора сыграть с Тёмными по их правилам, втёмную.

— Но Бубна, насколько я понимаю, у нас нет?

— Отличный бубен имеется в местном театре оперетты.

— Однако! — в бессилии уронил руки Рудольф. — Бубен же бубну рознь, как вы не понимаете!

— Кто из нас двоих не догоняет, Штайнер? Боюсь, не я. В наших оккультных делах важней всего грамотная распальцовка! Распишете бубен своими рунами, а потом тупо давите на авторитет. Если большевик закочевряжится — дожмёте баблом. Десять штук — край, у них в стране голод. Ну, и разумеется, полста косых мне — половину сейчас, вторую сразу после сделки. Полагаю, это справедливая цена.

— Если дело выгорит — вы получите свои пятьдесят тысяч незамедлительно. А пока что вот чек на приобретение симулякра. Ступайте.

Штайнер после ухода афериста сел в лотос и погрузился в медитацию:

«С волками жить — по волчьи выть… Сразу после обмена все всё забудут — кроме меня… На весах кармы каждый будет взвешен и оценен… не исключая и Грету, похотливую гадину…». Тема безусловной любви свернула в итоге не туда — и доктору вновь пришлось прибегнуть к испытанному средству… Коричневый шарик зашипел в медной чашечке и расплавился.

Сумма на чеке вдохновила комбинатора — через час, споив знакомого бутафора, он уже выносил с заднего крыльца театра оперетты бубен фирмы «Вельтмайстер». Учёный дурак Штайнер, загодя вооружась тибетскими письменами, приступил к своему тайному деланию. Оставался ещё один, секретный штрих — найти в привокзальной тошниловке пару отморозков поздоровей…

Они нарисовались сами, что те сказочные двое из ларца — босой толстяк в кожаных шортах и худой брюнет с косой чёлкой и опасными глазами. Пресекая наезд, Будённый игриво обнял хулиганов за плечи и повлёк к барной стойке. После третьего тоста они припомнили, что где-то уже встречались. В итоге жирный босяк вытребовал себе авансом сто двадцать франков на амуницию. И ещё по три тысячи каждому — после дела.

Инструкции немцы получили от него очень конкретные и незамысловатые — ставка была на внезапность. Оставался последний траурный аккорд композиции — не взрыв, но всхлип…

В оружейную лавку Вольфштюкера Семён успел перед самым закрытием. Начал было прицениваться к никелированному дамскому «бульдогу» — однако хозяин, сплюнув на пол табачной слюной, невозмутимо извлёк из загашника чёрный «парабеллум» с двумя запасными обоймами. Докторского аванса хватало впритык — но что не отдашь за удовольствие держать в руках реальный ствол крупного калибра!

Светлая душная ночь зависла над горами — никому из участников завтрашней драмы не спалось. С бездонного неба таращилась Луна — «волчье Солнышко». Задёрнув тяжёлую штору в своём номере, Исаев вдруг остро ощутил ничтожество — и в то же время абсолютную драгоценность всего пережитого им с момента рождения, включая каждый миг…

Утром в очередной раз встало Солнце и засвиристели птицы. Невыносимо, когда третьи сутки ты связан по рукам и ногам, окуклился в собственном дерьме, — и, главное, совершенно непонятно, по чьей забывчивости или злой воле! А снаружи то и дело доносятся митинговые крики о вольности и свободе… Вылететь бы бабочкой-капустницей из этого жалкого тела: смерть — вот всё, о чём мечталось сейчас Левину.

Он прикрыл прозрачные от Солнца веки — и внезапно легко перевернулся лицом вниз. Потом, быстро перебирая передними конечностями, начал выкарабкиваться из кокона наружу. Вылетел из твёрдого тела он, словно пробка из шампанского — с шипящим свистом.

Спелёнатый верёвками кокон тела так и остался сухой шкуркой где-то внизу — а сияющий новый мир раскинулся радугой красок и звуков, суля неисчерпаемое поле для исследования.

Первым делом Левин облетел цокольный этаж особняка — увиденное в камерах показалось мерзко, бабочка души шарахнулась выше — благо, перекрытия и стены больше не были преградой. Вот уже какой-то усач, лёжа в ванне, наполненной красным вином, перелистывает синюю тетрадь, покуривая трубочку. Судя по запаху — cannabis indica. Лицо показалось до боли знакомо. Левин-бабочка глянул из-за плеча курильщика — записи в тетради напоминали небрежный студенческий конспект:

«Тоталитарные секты иудаизма. Век 1-й.

ТОРА ПЛЮС — эрзац для гоев.

Смирение, умерщвл. плоти, вечн. муки, страш. суд.

Объекты поклонения — виселица Тау, фрагменты тел, изобр. замученных. Терминология: стадо, раб божий. Срок годности — 2000 лет.

Наша тактика — зуб за зуб. На удаление без очереди».

— Апрельские тезисы, — пожал плечами Коба, затягиваясь листьями травы. — Сам не всё понимаю, о чём тут у него. Ульянов-Ленин был мужчина реально нервный, без юмора — за брата мстил. Ты в курсе, что он двенадцать лет изучал в библиотеке Британского музея? Средневековые гримуары по колдовству! Раз пытался вынести под кальсонами «Некрономикон» в переводе Джона Ди, 1517-го года. Библиотекаршу до сих пор жаль — пышная такая женщина, эрудированная, Мишель Герлович её звали… Когда заметила и хотела пристыдить — просто порвал её напополам, как грелку — и с воем кинулся в Темзу. По крайней мере, так передавали по каналам жандармерии. Знаешь, я о нём, если честно, совсем не жалею — тяжёлый был человек… — Коба медитативно затянулся из трубочки.